Михаил Прохоров исследовал театральные пристрастия рязанцев



Впервые Фонд Михаила Прохорова опробовал на прочность рязанские театральные подмостки год назад, показав в нашем городе три спектакля из афиши Чеховского фестиваля. Блестящие постановки оставили тогда самые приятные впечатления, поэтому с такой радостью рязанские театралы встретили новый проект Фонда – региональный фестиваль «Театральный синдром», охвативший помимо Рязанщины еще Липецк и Тамбов. Но нынешний фестиваль, прошедший с 4 по 13 июня, собрал отнюдь не такие ровно доброжелательные отклики: некоторые постановки вызывали совершенно полярные мнения. Впрочем, сами организаторы не скрывали того, что «Синдром» задуман как экспериментальный фестиваль: его цель – представить зрителям в российских регионах самые разные по жанрам и стилистике постановки и выявить, тем самым, точки соприкосновения на будущее.

Предельно обнаженные

Первые два дня «Театральный синдром» изучал хореографический опыт рязанцев. Открыл фестиваль неоднократный обладатель «Золотой маски» екатеринбургский театр «Провинциальные танцы». В постановке прославленного хореографа Татьяны Багановой театр представил свой мир «Спящей красавицы».

Тем зрителям, которые ожидали лицезреть знакомую с детства волшебную сказку Шарля Перро, пришлось, наверное, немало удивляться по ходу действия. Ломаный ритм пластики с экспрессивными всплесками, костюмы, напоминающие спортивное снаряжение фехтовальщиков, сумрачно-напряженная музыка американцев-минималистов, арт-объекты, внедренные в постановку, где как по веретену стекала струйка крови, а мельница-прялка вращала колесо времени – все это отнюдь не создавало сказочную атмосферу. Но в целом зачаровывало не хуже колдовских заклинаний!

Пространство сцены было решено максимально лаконично: объем создавался холодными световыми потоками, а вся история разворачивалась на фоне огромного белого задника – tabula rasa – по которому темными струящимися водами бежало время. В этом светящемся космосе артисты во взаимодействии с объектами создавали отточенные по рисунку пластические картины. В них полунамеками прочитывался сюжет известной сказки, но по законам сновидений все было поставлено с ног на голову: красавица оказалась вовсе не спящей, пробуждающего поцелуя не случилось, злые чары не рассеялись, а главная роль выпала торжествующей колдунье.

Энергетически постановка оставила впечатление сжатой пружины, которая так и не раскрылась. Сказка, так и не стала реальностью, оставшись в лунном мире беспробудных снов.

Если сложный хореографический язык екатеринбургского театра с трудом читался рязанским зрителем, то в постановке «Дань танца искусству футбола» норвежской команды «Йо Стромген Кампани» каждая сцена узнавалась и принималась «на ура!». Артисты сделали невозможное: перевоплощаясь из футболистов в танцоров балета, они показали, как грациозны могут быть «футбольные па».

– Основной идеей спектакля было показать, как тонка грань между мирами спорта и балета, – пояснил один из артистов Ян Веснес, – и разница между ними совсем не так велика, как полагают люди. Мы стремимся донести до футбольных болельщиков изящество танца, а людям, которые любят танец, раскрыть красоту футбола.

Под чарующие звуки Доницетти артисты вылепливали из собственных полу- и полностью обнаженных тел рельефы Микеланджело. (К слову, все откровенные сцены, возмутившие многих, были сделаны крайне деликатно, с тонким вкусом, в полутенях и в глубине сцены.) Под рев трибун погружались в безумство игры, исследуя, до каких глубин может дойти в своей страсти настоящий игрок. Они прожили на сцене целую жизнь длиной в футбольный матч. Здесь было место всему: смеху, иронии, грубости, любви, боли. Хореограф сумел отразить и драматические, и комические моменты спорта, в которых легко узнавались знаменитые футболисты (например, удар головой Зидана). Наблюдать за такими точными футбольными аллюзиями оказалось тем удивительнее, что после спектакля в разговоре артисты на вопрос: «Любите ли вы футбол?» – решительно ответили: «Нет!» Хотя признались, что иногда смотрят его, но сами никогда не играют.

Это уже десятая страна, в которую норвежский коллектив приезжает с этим спектаклем: самой западной точкой была Канада, самой восточной – Южная Корея. Но язык танца и спорта понятен везде: по словам Яна, аплодисменты и смех всегда раздаются в одних и тех же местах постановки, независимо от точки земного шара.

Воспоминание как документ

Следующие два показа были выполнены в духе документального театра. Московский Театр.doc показал «Алконовеллы» – спектакль, как ясно из названия, об алкоголе. Сменяя друг друга на сцене, герои рассказывали о своих взаимоотношениях с крепкими и не очень напитками. Рассказывали с матерком и бранью (из текста в духе verbatim слова не выкинешь). Рассказывали, цинично красуясь, подводя под процесс пития теоретическую подоплеку: «Относительно похмелья существует базовая дихотомия: человеку становится либо радикально хорошо, либо радикально плохо». Рассказывали привычно и обреченно: «Выпиваю. А бросать не хочу. А чё?.. Здоровье у меня нормальное».

Режиссер выводит на сцену героев разных лет и социального положения. Блестящие актерские работы создают галерею ярких убедительных образов. И в целом можно было увидеть, как складывается единая человеческая жизнь: от хихикающих школьниц до алкоголички со стажем. Спектакль не морализаторствует, не кричит: «Пить – плохо!» Но такие точечные удары, когда можно посмотреть на себя со стороны, увидеть как в кривом зеркале, – действуют гораздо больнее.

Привезенная в Рязань постановка французского режиссера Дидье Руиса «Я думаю о вас» стала уже 20-й версией этого проекта. Как рассказал режиссер, идея родилась в процессе размышления над вопросом: «Какой язык мы используем в театре? Можно ли пересмотреть отношения между сценой и зрительным залом?» И в результате он приходит к выводу, что это можно сделать с помощью слова, которое рождается в момент произнесения. Но для актера, который привязан к написанному и заученному тексту, это трудно. Так пришла идея собрать группу обычных пенсионеров, непрофессиональных актеров, для «профессиональной работы над воспоминаниями».

Постановка до крайности проста: пожилые люди по очереди выходят на авансцену и озвучивают отрывок своих воспоминаний. По словам Дидье Руиса, он запрещает записывать текст, есть только опорные точки повествования, которые определяются заранее. Работа над воспоминаниями – это и есть сверхзадача в этой постановке. Собирая группу, Дидье задает первый вопрос: «Помните ли вы свою колыбельную?». А дальше уже начинает распутываться клубок человеческой жизни, из которой режиссер и выбирает тексты для сцены. Герои рассказывают о запахах своего детства, взаимоотношениях с родителями, друзьями, о трогательных и страшных моментах.

Этот проект вряд ли можно назвать спектаклем, да и Дидье работает со своей командой скорее как опытный психолог и внимательный собеседник, нежели как режиссер. Звучащие на протяжении полутора часов в полной тишине (зрителям рекомендовали не аплодировать по ходу рассказов) довольно монотонные по эмоциональной гамме воспоминания, требуют от зрителей предельной концентрации внимания, и не каждому удалось попасть в резонанс. Театральная ценность такого проекта как акта искусства сомнительна. Здесь, пожалуй, важно другое: поставленные в условия театра, поколения получают возможность услышать друг друга, – а это, бесспорно, ценно.

Падая в детство

Для маленьких зрителей фестиваль приготовил спектакль «Зима. Четыре собаки кусают мои руки и ноги», получивший высшую театральную премию Франции как лучший спектакль для детей. И, действительно, на детскую аудиторию постановка действовала безотказно. На сцене – зима. Стол, два стула, дерево. Мужчина и женщина, пытающиеся в этом нехитром мирке построить семью.

Актеры играют в семью так, как это делали бы дети: едят из воображаемых тарелок, залезают под стол, как под крышу дома. Спектакль говорит простым языком и наивными ситуациями о важных вещах: «Стоит опустить руки, и небеса обрушатся на тебя».


Переведенный на две сотни языков и диалектов мира «Маленький принц» звучал в Рязани на двух языках: испанском – в исполнении театра «Сильфо», и русском – в синхронном переводе для зрителей. Но самым образным оказался третий язык – визуальный язык рисунков.

В самой книге Сент-Экзюпери рисунки, выполненные автором, играют такую же важную роль, как и слово. Став за эти годы не менее знамениты и цитируемы, чем афоризмы из текста, рисунки переросли функцию простых иллюстраций и оказались, по сути, действующими лицами рассказа. И в испанском спектакле они также играли главную роль.

История на сцене ведется от лица самого Сент-Экзюпери: возвращаясь из очередного полета, он рассказывает своей возлюбленной Консуэло о встрече с Маленьким принцем, рассматривает вместе с ней альбом с рисунками. Условно созданная на сцене комнатка переносит зрителей в тот самый дом в Нортпорте, где и был написан «Маленький принц». То время, проведенное вдвоем, осталось в памяти Консуэло, как самый спокойный и счастливый период в их (таком взрывоопасном и богатом на страсти и скандалы!) браке.

Такая же умиротворенная атмосфера царит на сцене. Актеры раскрывают белые листы бумаги с рисунками и вместе с ними раскрывают историю Маленького принца. В сценическом исполнении рисунки оживают: змея сворачивается кольцами, по очереди зажигаются звезды, Лис кладет голову на колени Принцу. Нехитрые приспособления превращают черно-белую графику в анимированные картинки, которые вовлекают маленьких зрителей в театральное действие.

– Мы решили сделать спектакль с рисунками, потому что не могли представить «Маленького принца» отдельно от рисунков Сент-Экзюпери, – так объясняет решение спектакля актриса Сара Саез Диез. – Для нас это одно целое. Изначально спектакль задумывался для детей 6-8 лет, но постепенно выяснилось, что приходит публика более взрослая. Точно также как можно читать книгу «Маленький принц» в детстве, а затем перечитывать в старшем возрасте, открывая в ней новые смыслы.

В Испании часто можно встретить театры и спектакли текстовые, где слово превалирует. «Маленький принц» – это наш первый спектакль, который может существовать отдельно от текста. При участии рисунков мы можем исключить слова вовсе.

Тили-тили-тесто, жених и невеста

Завершил фестиваль Городской театр Вильнюса, триумфатор европейских и московских фестивалей, постановкой «Ромео и Джульетта» режиссера Оскараса Коршуноваса. Перед началом всем зрителям предложили вооружиться наушниками, через которые транслировался русский перевод. Впрочем, первые пятнадцать минут они оказались невостребованными: на сцене шел кулинарный поединок.

Коршуновас ставит «Ромео и Джульетту» не как романтическую историю, а как социальную драму. В первые моменты действия Монтекки и Капулетти замирают в тишине друг напротив друга. Они выглядят как памятник самим себе: давняя вражда уже стала традицией, никто не помнит, с чего она началась и почему продолжается. Но она необходима им как воздух: не зная своего врага, понять себя – невозможно.

В спектакле эта застарелая ненависть материализуется: режиссер вылепливает ее из теста!

Тесто вымешивают, раскатывают, им похваляются, пробуют на зуб и сравнивают. От теста отрывают кусочки и бросаются друг в друга. Из теста вылепливают недвусмысленные фаллические символы и меряются, у кого длинней. Из карнавальной маски тесто вытягивается в посмертный слепок.

Два знатных рода становятся в литовской постановке враждующими кланами пекарей. Стычки происходят, не отходя от плиты: фантазийная сценография представляет две кухни, где между поварешками и сковородами затерялись свадебное платье, детская коляска, скелет, гроб, два склоненных флага.  Здесь вместо шпаг обнажаются кухонные ножи. И легкой взвесью покрывает весь объем сцены вездесущая белая мука. Из основы всего сущего, которая дарует нам хлеб и жизнь, она превращается в предвестника смерти, покрывая мертвые тела Меркуцио, Тибальда, Ромео и Джульетты.

Как и само тесто, постановка круто замешана и крепко слеплена. Действие развивается стремительно, итальянский темперамент литовских актеров вырывается наружу в многочисленных драках и гэгах. Здесь не до лирики, Ромео и Джульетта кружат вокруг друг друга, притягиваемые проснувшейся телесной энергией. И, лишившись витальной силы, падают в чан с мукой, как подрубленные поваром зеленые ростки. Но, несмотря на торжество смерти, постановка пронизана жизненной силой. Наблюдая за этой мучной вакханалией, помнишь: не хлебом единым…