У Рязанского театра драмы особые отношения со знаменитым произведением русского классика. Как известно, законченная в 1824 году пьеса с трудом пробивалась к зрителю. Только лишь в 1831-м, тщательно вымаранная цензорами, была представлена театральной Москве. Ну а дальше сценическая судьба «Горе от ума» распространилась и по всем крупным провинциальным театрам. Рязань стала одним из первых городов после столицы, где скандальный (как преподнесли бы его теперь) текст Грибоедова был выпущен на сцену.

 

С тех пор на рязанских подмостках пьеса прописалась всерьез и надолго. Ставили ее неоднократно и в советское время. Некоторые артисты, вышедшие на сцену 12 октября, блистали в прежних версиях «Горе от ума» (нар. арт. России Людмила Коршунова, исполнившая в нынешней постановке роль Хлестовой, дебютировала на рязанской сцене как раз в роли Софьи).  И, кстати, сегодняшний спектакль тоже отмечен дебютом: в роли Чацкого можно видеть Максима Варламова, только что вошедшего в труппу. Так что пьеса Грибоедова для рязанского театра – это уже и часть биографии, и задел на будущее. Цикличность истории, которая не повторяется, но постоянно напоминает о себе, определяя настоящее, добавляет постановке остроты. И как сплетутся «век нынешний и век минувший» – это еще одна из интриг нынешней премьеры.  

 

Впрочем, о возвращении в прошлое речи, конечно, не идет. Как не удалось вернуться в прошлое, главному герою пьесы – Александру Чацкому… Поэтому новая редакция пьесы в постановке народной артистки России Жанны Виноградовой расставляет свои акценты. Режиссер выносит на афишу первоначальное название пьесы, данное самим автором, – «Горе уму», отдавая тем самым дань исторической справедливости и наделяя категорию ума неким страдательным началом.

 

Классическое произведение ставится в классической манере, без искажения времен и эпохи. Тон задают и исторические костюмы Янины Кремер, и само существование актеров на сцене. И хотя видно, что спектакль еще не устоялся, да и поэтический текст дается не всем, но перспективы у постановки есть и не только перед школьной публикой. 

 

Политическую комедию, в которой в свое время усмотрели пасквиль на Москву, режиссер прочитывает как трагикомедию человеческих отношений, историю любви и романтических чувств, которые так и не складываются ни у одного из героев.

 

В поисках любви, дома и теплых детских воспоминаний мчится в Москву Чацкий. Он появляется на сцене стремительно! В ярком азиатском шелковом халате он похож на диковинную иноземную птицу, неизвестно зачем залетевшую в этот стылый московский дом. Чацкий Максима Варламова порывист, обаятелен и искренен. Золотисто-алая расцветка его одеяния придает образу забавный петушиный задор, который он, впрочем, постепенно теряет, налетев на холодную чопорность барского дома.

 

Хрестоматийные образы фамусовского общества выписаны актерами ярко и выпукло. Хорош сам Фамусов (засл. арт. России Анатолий Конопицкий), суетливый и лебезящий, с придыханием и со значением благоговеющий перед любым чином. Живописен «настоящий полковник» Скалозуб (Роман Пастухов): тугодум и рубака, он одним своим присутствием оправдал заявленный жанр комедии,  покорив весь зал бравой выправкой и грубоватым армейским юмором. Полно бесконечной скуки и пустой надменности лицо Хлестовой (нар. арт. России Людмила Коршунова), вершащей светский суд над Чацким.

 

Шаржировано, но весьма типично выведены и другие представители московского общества: Репетилов (засл. арт. России Александр Зайцев) и Загорецкий (Арсений Кудря) – наседая и нависая над беззащитным Чацким, они словно давят на него, действительно погружая в пучину сумасшествия. Засл. арт. России Олег Пичурин отлично справляется с ролью двуликого Молчалина, сочетая подобострастную фигуру и страстную натуру. Впрочем, уж его-то здесь точно осудить трудно: перед таким объектом страсти как шалунья Лизанька (Марина Мясникова) устоять невозможно!..

 

И даже Софья (Марина Заланская), которая, казалось бы, одна должна быть ближе к Чацкому, поддается влиянию круга: порывы друга юности ее пугают, а экзальтированное восприятие мира заставляет принимать желаемое за действительное.

 

Пресловутое противопоставление Чацкого и общества здесь сделано буквально: все они просто шарахаются от него, как от прокаженного. В таком окружении Чацкий гаснет на глазах. Зрителю отчетливо видно, как тухнет огонь в его взгляде, как стирается улыбка. Знаменитые жалящие остроты произносятся как-то потеряно и отстраненно. Не встретив ни любви, ни понимания, будучи осмеянным и оговоренным, он бросается прочь из этого неприютного дома, оказавшись под холодным ветром.

 

…Смыслообразующей деталью декорации художник-постановщик спектакля Константин Розанов делает громадные домовые печи, облицованные изразцами. Пышные и эффектные они создают атмосферу барского дома, богатого и хлебосольного. Но печи так и остаются муляжом: в доме Фамусова на тепло рассчитывать не приходится. В финале они и вовсе сдвигаются в сторону, обнажив истинную суть этого общества: черную промозглую пустоту и завывающую метель. В тусклом свете уличного фонаря снежные хлопья покрывают одинокого Чацкого, который всего-то и «хотел, чтобы его любили».