– Конечно, я понимала, что спектакль, сделанный к 70-летию Победы, это как раз тот случай, про который говорят «ложка к обеду». Надо понимать, что в большинстве своем зритель, особенно юный, не очень-то любит погружаться в военную тему с головой. Но когда это происходит по случаю такой великой даты – то ситуация совершенно иная. Здесь, безусловно, само событие способствует сопереживанию. Понятно, что дальше спектакль вряд ли будет идти так часто, как постановки на другие темы. Но это нормально, и я к этому отношусь совершенно спокойно. Нужно максимально честно сделать свое дело, а дальше – сезон покажет.

 

 

– И автора, и произведение выбирала я сама. Предпочитаю работать с тем материалом, который находит отклик в моем сердце. А Шолохова я очень люблю. К тому же так совпало, что в мае отмечается юбилей Михаила Александровича – 110 лет со дня рождения.

 

 

– Инсценировку по повести специально для нашего спектакля написала Татьяна Бер. Я все-таки предпочитаю называть «Судьбу человека» повестью, не рассказом. Хоть объем текста небольшой, но в нем целая жизнь! Согласитесь, было бы грустно осознавать, что судьба человека укладывается в рассказ. Татьяна, на мой взгляд, сделала очень подробную инсценировку. Тщательно прописала те моменты, которые у Шолохова намечены лишь точечно, например, концлагерь. Нам было очень важно донести молодым зрителям эту тему, поэтому концлагерные сцены также есть в спектакле. И это оказался очень сложный и интересный опыт. Да, есть много фильмов на эту тему, сильных, страшных. Но как бы глубоко ни воздействовало кино, зритель все равно понимает, что это не «онлайн», не здесь и сейчас. В театре все происходит прямо перед тобой, на сцене. Думаю, что зрителям будет нелегко. А уж как трудно артистам в этих образах – не описать! Не знаю, делал ли кто-нибудь раньше концлагерные сцены в театре, но я не нашла, где бы это посмотреть. Так что мы ощущаем себя в этом смысле пионерами. Все на свой страх и риск.

 

 

 

– Собаку я тоже хорошо помню. Ее звали Фанта, и она была надрессирована на фашистские марши, песни. Когда ростовчане репетировали, она, бедная, разрывалась в гримерке. У нас таких сцен нет. Конечно, собака – это мощный ход, но зритель сразу на нее переключается: ой, живая, лает, ходит. А мне бы не очень хотелось, чтобы зритель думал в этот момент о собачке. Мы вообще договорились с артистами, что не будем «лить кровь» на сцене: никакой краски и прочей бутафории. Сама по себе ситуация слишком тяжела психологически, чтобы усиливать ее суровым натурализмом. Если человек «дышит» вместе со спектаклем, он и так все поймет. А если давить, то реакция может получиться обратной.

 

– Да, мы же не можем (нам этого и не хочется!) отказаться от советской военной формы, благо в театре накоплен большой запас. И эти вещи надо обязательно показывать со сцены, чтобы молодежь помнила наше прошлое, ощущала через них реальную историю.

 

 

– Нет, Шолохов заслуживает того, чтобы быть услышанным. Конечно, можно все переделать и дико радоваться этому карнавалу Марди Гра. Но для всего есть свое место и время. По этому поводу хочется заметить еще одну интересную вещь: мы уже не то поколение, что пережило войну. И представляем ее в основном по фильмам, книгам, которые также закладывают определенные стереотипы. Мы старались их переломить, чтобы все-таки получились живые люди. И, надеюсь, современность будет чувствоваться в приеме постановки. И автор инсценировки, и мы, постановочная группа, постарались внести динамику в действие. Оно начинается уже после войны, когда герой приезжает отдать жене погибшего товарища его личные вещи. И дальше он начинает вспоминать, то есть весь спектакль по сути – это ретроспекция, воспоминания Андрея Соколова, его субъективная камера, через которую он смотрит на события прошлого. По ходу дела он снова возвращается в настоящее, где и усыновляет мальчика. И в связи с такими перемещениями по времени у нас два Соколовых: молодого играет Роман Горбачев, «послевоенного» – Александр Зайцев.

 

 

 

– Да.

 

– Абсолютно правильно!

 

 

– Да, это будет дебют! Роли как таковой мы ему не дали, но он появится на сцене в самом финале, когда звучит «День Победы», летят цветы… И вот он, в маленькой гимнастерочке, с Соколовым-старшим идет по планшету.

 

 

– Иринарх Макаров. В честь дедушки Иринарха Петровича Макарова (выдающийся математик, основатель кафедры математического анализа в РГПУ, – В.Н.)

 

 

– Дедушка рано ушел из жизни, когда я была еще маленькой. Но мы всегда отмечали этот день вместе с бабушкой, встречались, дарили ей цветы. В военные годы бабушка работала на трудовом фронте. Она жила в Москве и выезжала на вахту в две-три недели добывать торф, рыть окопы, траншеи – тяжелая, изнурительная работа. В войну бабушка потеряла жениха. Они были одногодками (с 1924 года), учились в одном классе. С началом войны он ушел на фронт танкистом и буквально осенью 1941 года сгорел в танке. А поскольку мамы у него не было, то в медальон он вложил фотографию своей невесты. И похоронка пришла ей. Это было, конечно, страшное испытание. Очень долго бабушка не верила в его смерть и видела его в каждом похожем человеке. Дело в том, что, уходя на фронт, он дал зарок: калекой не вернусь. Только целым и здоровым, но не инвалидом. И еще долго после войны бабушка думала, что похоронка – это обман, что он не хочет показываться ей на глаза, и продолжала его искать взглядом в толпе. Но жизнь затянула раны, она познакомилась с моим дедушкой, появились дети… Свои утраты есть в каждой семье. Сегодня я делаю все, чтобы мой сын знал нашу историю. Честно скажу, мне страшно, когда я слышу, что холокост – это клей для обоев.

 

 

– В постановке занято более 20 актеров театра драмы, думаю, у нас сложился интересный, дружный ансамбль. Практически у каждого несколько ролей – это также добавляет сложности. В спектакле играет народный артист России Сергей Леонтьев. Работать с таким артистом это всегда особая ответственность. Скажу так: я рада, что при этом присутствую. Рада, что у меня есть возможность, видеть, как он строит роль, как взаимодействует с партнерами, режиссером. Наблюдать за этим процессом очень интересно, есть чему поучиться. Очень сложная роль у Юрия Борисова: он играет коменданта концлагеря. Сразу оговорюсь, что по ходу действия он никого не убивает, не расстреливает, но положить на себя такой образ очень сложно. Это тяжелая психологическая перестройка. Любой артист хочет, чтобы его любили: коллеги, режиссер и, конечно, зрители. И в этом самый неприятный момент: четыре актера, играющие эсесовцев, изначально понимают, что их любить не будут. Они даже не хотели выходить на поклон. И трудно было переубедить, что зритель будет аплодировать артистам, а не их персонажам. В результате решили выйти, но без кителей, чтобы не давить символикой. Но решение далось с трудом.

 

 

– Для меня важно было не столько показать историю Андрея Соколова, сколько донести мысль о том, что нельзя забывать, как досталась победа каждому участнику войны. Мне бы хотелось, чтобы тема судьбы человека зазвучала в полифонии. Наш спектакль – это дань уважения и благодарности всем тем, благодаря кому мы сегодня живем.

 

 

– Хороший вопрос… Артистам я плакать запретила. Имеем ли мы на это право? У меня самой слезы близко, особенно на эту тему. Читая инсценировку, я рыдала. Но подвиг, который совершил наш народ в годы войны, заслуживает того, чтобы мы радовались.