Валерий Гроховский о том, как научиться говорить сразу на двух музыкальных языках



26 мая в камерном зале Рязанской филармонии при полном аншлаге выступил известный американо-российский пианист и композитор Валерий Гроховский, блестящий инструменталист, свободно владеющий и классической фортепианной техникой, и языком джазовой импровизации.

У жителей нашего города уже была возможность оценить многогранность таланта пианиста. С большим успехом в ноябре 2009 года прошло выступление квартета Гроховского в проекте «Benny Goodman Jazz Fest» в Муниципальном культурном  центре.

Афиша концерта 26 мая, прошедшего в сопровождении Рязанского камерного оркестра под управлением Сергея Оселкова и при участии скрипача Марка Шейхета, сочетала классику и джаз. Прозвучали джазовые обработки Баха, Мендельсона, Моцарта, музыка Гершвина и Портера, а также сюита в старинном стиле на темы «Beatles». Ну а после концерта Валерий Гроховский поделился своими впечатлениями в интервью «Новой».

– Вы уже второй раз выступаете в Рязани. Как по ощущениям, Рязань – джазовый город?

– Думаю, да. В первый раз мы приезжали со специфической джазовой программой, играли концерт памяти Бенни Гудмена. Сегодняшняя программа имеет некую гибридную основу: тут есть и классика, и джаз, и crossover, музыка третьего течения. Интересно посмотреть, как реагируют на процесс импровизации люди, которые ходят в основном на академические концерты. Я очень доволен тем, как все прошло сегодня. Тем более что в программе два таких титанических концерта, которые мы с оркестром раньше не исполняли в таком варианте.

– Можно сказать, в Рязани состоялась премьера?

– Да, с оркестром – первый раз. Думаю, теперь это будет иметь продолжение. Публика воспринимает очень хорошо. Поначалу в первом отделении обычно относятся с пониманием, потому что не знают, что будет происходить дальше. Первое отделение – это чистая импровизация с первой до последней ноты. Обозначаются только темы и какие-то условности, остальное рождается во время концерта. Поэтому, когда играешь, очень важно, как публика воспринимает. Если она с тобой, то она помогает «пронести» музыку. Знаете, как говорят: «Вы можете прыгнуть!» И вы прыгаете! Когда публика пассивная, то это, конечно, сложно. У вас публика умная. Ее дешевым эффектом, быстрой игрой не заманишь. Публика хочет получить эмоциональный заряд, серьезность, понять, что вы, действительно, музыкант.

– По сути, у вас ни один концерт не повторяется?

– Никогда. Даже говоря о ре-минорном концерте Баха, разные темпы, разные настроения бывают. Сегодня мы начали вяловато, потом – разошлись. Между музыкантами постоянно происходит общение, которое либо подталкивает, либо задерживает, когда сдерживаешь себя. Это живой процесс, иначе надо играть просто под фанеру. Тогда все сойдется и будет качественно. Но тем и ценно живое исполнительское искусство, что вы играете каждый раз по-разному, более или менее удачно. Сначала я расстраивался, когда мазал. А теперь понимаешь: сегодня – одно, завтра – другое. Бывают концерты – идеальные, бывает – половину «под рояль» сыграл. Каждый концерт – своеобразный эксперимент, а публика все подмечает и вспоминает потом. Все это – кино, а должен быть – театр. На сцене должен быть театр! Я сегодня увидел, как дирижер после концерта выводил музыкантов на поклон. Я бы весь оркестр вывел на передний план, потому что они герои! Они сыграли практически с листа тяжелейшие произведения и помогали нам! У вас отличный оркестр и шикарный дирижер, который сразу нас понял. Для меня рязанский концерт этим запомнится. Не надо играть много концертов, надо, чтобы каждый концерт оставался в памяти. В Петрозаводске человек огнетушитель принес на сцену. Может быть, кому-то и этим концерт запомнится.

– С какой же целью появился огнетушитель?

– Сработала пожарная охрана: кто-то пережарил пончик. Второе отделение, а мы не можем начать, публика в панике. Но человек вышел с огнетушителем, я его объявил, все засмеялись, и концерт прошел просто прекрасно!

– Бывают ли резко отрицательные отзывы, когда люди не приемлют такую трактовку классики?

– Ни разу. Иначе я бы сразу же что-нибудь исправил. Хотя, конечно, нарочно можно сказать все, что угодно: «плохо сыграл» или «нам нравится «чистый» Бах». Все зависит от того, что и как вы интерпретируете. Если ломаете музыку и делаете свой вариант вразрез традициям – это одно. Но если сохраняете эмоциональный заряд музыки, практически оставляете темп и нотный материал, всю форму и фактуру – это совсем другое. Ведь мы играем практически нота в ноту! Могут быть какие-то минимальные отклонения, но не более. По тактам, по тональностям, темпам у нас все сходится с оригиналом. Перед тем, как выпустить первую пластинку, я показывал материал многим людям, профессорам консерватории, своему бывшему педагогу Александру Александровичу Александрову, музыкантам. И получил только одобрительные отзывы. Мне было важно посоветоваться с профессионалами, которые бы сказали мне правду. И все сказали: «Выпускай!» А уже когда я стал выступать, то стало ясно, что зрители принимают очень хорошо. Играл много концертов в Америке, в больших залах. Как-то на одном таком концерте как раз на каденции Баха в зале погас свет! Не черта не было видно! Но мы доиграли, и на последнем аккорде свет включается! В тот вечер я был чемпион по продаже дисков: было два чемодана – разобрали все. У зрителей был просто шок!

– Как возникла идея создания такой пластинки: Бах в джазовой обработке?

– Это была не моя идея. Я вообще-то всегда был против идеи crossover’а. Я играл классическую музыку отдельно, джаз – отдельно, и никогда эти два стиля не смешивал. Послушал Жака Лусье: оригинально, но многое не доведено до конца. А этот проект возник совершенно случайно. От одной компании в Монако мне предложили записать классического Баха. И пластинка получила хорошие отзывы, ее покупали, крутили по Би-би-си. Записываем еще Бетховена. Потом снова возвращаемся к Баху, записываем два концерта и партиту. А потом мне говорят: «Теперь это все надо сделать в джазовом варианте». Я сразу же стал отказываться: «Не получится!» А в ответ услышал: «Получится. Ты подумай». Я уезжаю во Францию, в Канны, на пляж, беру карандаш и начинаю думать. И как-то незаметно за неделю я весь фа-минорный концерт придумал! Еще за две-три недели сделал ре-минорный концерт. И дальше все пошло уже как-то само собой. Нашел хороших музыкантов, записал пластинку, и так мы выпустили двойной альбом: классический и джазовый вариант. На концертах я часто слышу такие отзывы: «Больше играйте джазовых обработок, потому что люди захотят послушать оригиналы».

– Всякая ли музыка поддается джазовой интерпретации?

– Не надо брать религиозную музыку. Светская – то, что надо. Мы не играем госпел, не играем глубокие блюзы, мы играем более популярный джаз. Для меня он ценен тем, что он по-своему информативен, легок. Эту музыку можно сделать грустной, даже скорбной, но драма и трагедия здесь невозможна. Не поверит никто. Потому что я сам в это не верю.

– Как складывается сегодня график вашей жизни?

– Последние 10 лет я очень много ездил и, честно говоря, мотаться надоело. Сейчас большую часть времени провожу в Москве. Пишу много музыки для российских сериалов. По заграничным концертам – впереди Франция, Германия, Америка. Поэтому ездить все равно приходится. Главное, чтобы была работа. Почему я уехал из России в 89-м? Не было работы. Сейчас работа есть – приехал. Не будет ничего – опять уеду. Я без музыки жить не могу.