Фото Натальи БИРЮКОВОЙ  

 

 

Занятная штука: в XX веке наши барды написали даже не десятки – сотни отличных песен. Но не случайно, наверное, так укоренилась в их среде высказанная Булатом Окуджавой мысль, что «авторская песня – это поющиеся стихи». Вслед за Окуджавой это повторяли многие его «коллеги по цеху».

 

Оно и неудивительно: почти все они, прежде всего, поэты. И лучшие песни на стихи Окуджавы написаны, пожалуй, не им самим, а отличными композиторами Шварцем и Рыбниковым. Похожая история с Кимом – его тексты уже привычны с музыкой Гладкова, Дашкевича, снова Рыбникова.

 

А вот место Сергея Никитина в авторской песне уникально – он тут «свой среди чужих, чужой среди своих». Песен на собственные стихи он не поет, зато многие без труда узнают его голос в новогодней «Иронии судьбы…», а уж музыка Никитина и вовсе знакома всем без исключения – от Поля Мориа, исполнявшего со своим оркестром мелодию «Под музыку Вивальди», до первоклассника, посмотревшего «Москва слезам не верит» и услышавшего песню про Александру.

 

Незадолго перед его очередным рязанским концертом мне удалось пообщаться с одним из лучших российских композиторов Сергеем Никитиным, по недоразумению считающимся бардом, и расспросить о разных связанных с ним слухах и байках. Временами к разговору подключалась и Татьяна Никитина.

 

 

С.Н.: Нет, это был уже второй приезд. А первый раз я был в Рязани со сборной агитбригадой физфака МГУ и МАTИ.

 

Со стороны МАТИ был СТЭМ, где участвовали тогдашние студенты, а ныне известный писатель-сатирик Анатолий Трушкин и Валерий Сухорадо (теперь уже покойный), который стал потом завотделом ЦК ВЛКСМ, а после этого директором фирмы «Мелодия». Ну, и наш квартет физиков с физфака МГУ плюс Витя Фридман, пианист с мехмата.

 

Это у нас от ЦК ВЛКСМ была такая поездка по Рязани и окрестностям – где-то 1964-65-й год. Помню, мы толпой ходили по городу, высматривали красивых девушек – в основном, за прилавками галантерейных магазинов – и дарили им контрамарки с надписью «пропустить» и какой-то печатью. Как говорится, «гуляли по буфету».

 

А в 1971 году я закончил аспирантуру физфака МГУ, и оказалось, что она – целевая именно для Рязанского радиоинститута. Поэтому мне нужно было, что называется, «открепиться» – здесь, в Рязани, было штатное место в аспирантуре. Я пришел «сдаваться» в бюро комсомола института, меня там «согрели», поселили в общежитие, там же, по моему, устроили концерт, а утром оформили документы, что я свободен.

 

Потом я еще несколько раз был в Рязани в 1990-х, в 2000-х с моими музыкантами, контрабасистом Игорем Иванушкиным и гитаристом Михаилом Барановским. А с Татьяной я здесь впервые и впервые же выступаю в филармонии.

 

 

С.Н.: Сейчас со здоровьем некоторое напряжение, а так – обычная практика. Если я куда-то приезжаю, то предлагаю еще и для детей концерт устроить. В Солотче у вас мне очень понравилось: надеюсь, там продолжают работать тот же директор и тот же коллектив.

 

 

С.Н.: «Никитинские встречи» появились совершенно естественным путем. Мы к детям относимся с большим уважением – как к личностям, достойным равноправного отношения и общения.

 

Т.Н.: «Никитинские встречи» уже 22 года проходят во Дворце пионеров на Ленинских горах. Там был замечательный директор Дмитрий Монахов, но два года назад его «ушли» за то, что он не согласился с новой мэрской политикой, и мы сейчас с тревогой следим, во что превращается лучшее культурное учреждение для детей в Москве, а может, и во всей России. Нам рассказывали, что это место пытается «подобрать» под себя жена одного из олигархов путем закрытия бесплатных кружков – работа Дворца становится все более «узкой».

 

«Никитинские встречи» пока держатся, в основном, благодаря энтузиазму родителей и детей. Спасибо руководству Дворца, что «встречам» предоставляется театральный зал и выписывается небольшая сумма денег, которую Сергей раздает приглашенным. Зато вход у нас свободный, что в наше время – большая редкость.

 

По-прежнему к нам приходят юные музыканты из школы им. Гнесиных, из Фонда Владимира Спивакова – получается «страничка классики». Мы дружим с детским музыкальным театром «Экспромт» под руководством Людмилы Ивановой, к нам приходят известные писатели и поэты – Юнна Мориц, Тим Собакин, Андрей Усачев, бывали Валентин Берестов, Юрий Никулин. Заходят коллеги по «цеху» авторской песни. Например, недавно был Дмитрий Богданов со своими талантливыми внуками – Артемом и Соней.

 

На каждой встрече спонтанно появляются новые талантливые дети, мы их буквально выхватываем из многих выходящих на сцену – у нас атмосфера свободная, домашняя, и постоянно стимулируется исполнительская активность деток. Практикуется совместное исполнение и, конечно, роль «отрядной» песни играет «Резиновый ежик» на стихи Юнны Мориц.

 

Если попробовать сформулировать, что у нас на Воробьевых горах происходит, можно сказать, что у нас идет процесс очеловечения юных граждан, приобщение к высоким стандартам общения между людьми. А тому, кто освоил игру в шахматы, в поддавки играть уже неинтересно. Так что попса в нашей аудитории не проходит.

 

С.Н.: Собственно, это художественная сторона благотворительной деятельности, хотя она и воспитательная, и смысловая – может, она и есть самая важная. Но мы занимаемся и материальной стороной. Вот уже 12 лет назад у нас появилась такая точка приложения как Смоленский областной интернат для слепых и слабовидящих детей.

 

Обнаружилось, что это государственное учреждение находится в плачевном состоянии, зимой всего 12 градусов тепла в спальных корпусах, потому что котельная ни к черту. Требовались большие вложения в ремонтные и строительные работы. Мы тогда нашли отзывчивых предпринимателей, воспользовавшись своим артистическим и человеческим авторитетом, – в этом деле ведь очень важно, чтобы люди тебе доверяли.

 

Т.Н.: Построили новую котельную, построили медицинский блок, куда уже вся деревня ходит лечиться. Купили музыкальный центр, музыкальные инструменты, машину купили. Подключались и американские фонды – поставили меди- цинское оборудование...

 

С.Н.: И в Москве у нас точка приложения есть – приют «Незнайка», который находится на реке Незнайка, что на Киевском шоссе. Там «ноев ковчег» для матерей с младенцами, попавших в безвыходную ситуацию, – настоящий интернационал, где и женщины из ближнего зарубежья, и африканские матери. Как-то так выходит, что они часто оказываются в Москве с малым дитем даже без документов, вообще без всего. А кто-то не рискует в Африку вернуться, потому что их там просто-напросто убьют.

 

Мы делали целевые благотворительные концерты для «Незнайки», когда нужны были срочно очистные сооружения, канализация за полтора миллиона рублей, и на концертах мы как раз эти полтора миллиона собрали.

 

Обо всем этом можно рассказывать долго и подробно. Есть радостные моменты – в основном, это касается людей, которые готовы помогать нуждающимся.

 

Но много и грустных моментов – особенно, когда речь идет об общении с чиновниками.

 

И еще одна точка приложения сил – это республиканская детская больница, где лечат болеющих раком детей.

 

Серьезные усилия там прикладывает фонд Чулпан Хаматовой, но просто туда приходить и общаться с детьми – это, может, еще важней, чем давать деньги.

 

 

С.Н.: Нечто подобное было, да. Когда такие предложения поступают – я именно с такими мыслями их встречаю. Правда, настолько удачных случаев было, может, всего два или три. А предложений попеть на дне рождения – гораздо больше. Обычно я просто говорю: «Это не мой формат».

 

 

С.Н.: Это 1979-й год, меня приглашает на «Мосфильм» музыкальный редактор Минна Яковлевна Бланк, а у Меньшова фильм на тот момент полностью смонтирован, озвучен и нет только музыки. Как я потом узнал, там был другой композитор, но по ходу работы они с режиссером разошлись. Мне показали фильм, и режиссер поставил задачу: сочинить песню, которая стала бы лейтмотивом картины. Я пригласил Дмитрия Антоновича Сухарева, он придумал текст про Александру, а я на него придумал мелодию, тем более, в стихах уже была заключена мелодия.

 

Там, кстати, и еще одна песня была, но не вошла в фильм, а музыкальная тема от нее осталась.

 

Потом Дмитрий Антонович уехал в научную командировку, а у режиссера еще оставались вопросы к тексту песни.

 

И чтобы удовлетворить режиссера, мы с Дмитрием Антоновичем обратились к Визбору. Но когда есть готовый текст и готовая мелодия, такому мастеру как Визбор не составило труда написать еще несколько строчек.

 

 

С.Н.: Даже если бы от Сухарева ни строчки не осталось – все равно это сухаревский текст. В песне один припев Визбора – «Этот город наш с тобою…», а другой припев полностью Сухарева – «Что там вьется перед нами…». Первый запев – Сухарева, «Москва не сразу строилась, она горела столько раз, росла на золе. Тянулось к небу дерево, и только небу верило, а кроме неба верило натруженной земле…» Он звучит в самом начале фильма в моем исполнении.

 

Запев «Москву рябины красили…» – это тоже Сухарев. От Визбора там – «Москва тревог не прятала…» До сих пор, кстати, никаких «разборок» не было, кто что написал.

 

 

Т.Н.: Еще Доминич есть, который недавно, к сожалению, умер, ему было около 50 лет. У нас есть две песни на его стихи, одну из них мы часто на концертах поем.

 

С.Н.: Игорь Доминич – поэт из Кишинева, он играл на гитаре и пел, его знают не только в литературных кругах, но и в кругах авторской песни. У него несколько книжек вышло, одна из них у нас есть.

 

Поэтическая среда, мне кажется, не делится по возрастам, на поколения.

 

Конечно, жизнь меняется, появляются новые имена, новые манеры письма, новый поэтический язык. Но, по большому счету, если и есть разные секторы в поэзии, то не по возрасту, а по мировоззрению, по эстетическим пристрастиям. Вот, скажем, тот же Борис Рыжий – человек 1990-х годов, окончил школу в 1991-м.

 

Но как любой талантливый поэт не мог не заметить предшествующие поколения – в его поэзии есть диалоги с Ходасевичем, Пушкиным, он прошел, как и многие молодые поэты, через увлечение Бродским, Слуцким.

 

Т.Н.: Мы сейчас очень много читаем стихов и, я надеюсь, это во что-то выльется. Есть поэт Ивантер, есть поэт Царев, к сожалению, тоже в этом году умерший, – его в интернете назначили «царем поэтов».

 

 

Т.Н.: Нет, он замечательный, хороший поэт. И тут мы благодарны Сухареву, который много пропагандирует именно молодых поэтов, приносит нам их стихи.

 

Вот Бориса Рыжего как раз он и Андрей Крамаренко нам предложили. Как и Ивантера, и Царева.

 

С.Н.: Еще много неохваченных мною стихов Самойлова, Левитанского. Для меня уровень и качество мышления как в обычном, философском смысле, так и в поэтическом, музыкальном, эмоциональном смысле – одинаково важны.

 

 

С.Н.: Да, знаю. Еще у Крамаренко есть песня на эти стихи.

 

 

С.Н.: Ольга Чикина мне знакома. Она же ваша, кажется, рязанская? Мне это все интересно.

 

 

Т.Н.: В эстрадной песне стихи, если их можно назвать стихами, тоже не существуют отдельно от музыки. А все-таки в «старой» авторской песне стихи – во всяком случае, в песнях Сергея – имеют свою художественную ценность и без музыки, как вы правильно сказали про Окуджаву.

 

С.Н.: Есть арт-рок, бард-рок, вот Данского туда можно, наверное, отнести. Из авторов такого направления мне больше всего нравится Андрей Козловский – у него музыкальность, подлинность.

 

Термины меня не очень волнуют: авторская песня, не авторская песня. В последнее время мне не хочется иметь отношения к тому, что называется авторской песней, потому что там такое, что иногда не хочется быть в этом цирке.

 

Мне близка Лена Фролова. Она вроде бы из молодых, да? Я очень внимательно и даже ревностно слежу за тем, как она развивается, растет. В ее творчестве есть, о чем поспорить, есть, о чем поговорить.

 

Удивительное дело: появляются люди из совершенно неожиданных мест. Вот, например, правнук изобретателя первого электронного инструмента «терменвокса», Льва Сергеевича Термена, – Петя Термен. Он начал в пятнадцать лет сочинять и сразу показал себя как взрослый, серьезный человек. У него есть песни и на свои стихи, и не на свои.

 

В последнее время я не так много езжу по фестивалям, поэтому мало новых имен знаю.