– Здесь однозначного мнения быть не может, поскольку все зависит исключительно от того, какие цели преследовал Центр спортивной подготовки, приглашая спортсменов из других регионов. Если «бронза» Черноусова принесет реальную пользу, послужит примером для наших молодых лыжников, и поможет создать на Рязанщине материально-техническую базу для развития зимних видов спорта, то я двумя руками за подобный подход в работе. Сейчас нам как воздух нужна современная база, которая соответствовала бы всем необходимым требованиям, чтобы обязательно были и лыжерольная трасса, и пересеченная лыжная трасса, комфортные раздевалки. 

 

– Боюсь, что нет. Дело в том, что этот комплекс предназначен главным образом для каких-то массовых соревнований и абсолютно не подходит для подготовки спортсменов высокого класса, ведь там нет самого главного – пересеченки. А это значит, что мы не сможем научить детей техническим приемам, как в горку двигаться, как с нее съехать, чтобы не упасть. Приедет молодой лыжник на соревнования, и даже понятия не имеет, как себя вести в тех или иных условиях, не говоря уже о том, как поднять функцию организма. Вот в чем проблема.

 

– Все, что у нас есть сейчас для тренировочного процесса, я фактически создавал своими руками. Взять тот же Мемориал, где сейчас одно из любимых мест для лыжных прогулок, там мы потрудились с Владимиром Афанасьевым, и никто туда никаких денег не вкладывал – за счет обременения построили. Спасибо бывшему мэру Павлу Дмитриевичу Маматову, который пошел нам навстречу: благодаря этому появилось пять километров лыжни, один километр и сто метров лыжерольной трассы, которой мы до сих пор и пользуемся. Кому скажешь, не верят, а ведь много лет именно я был там и дворником, и трассы делал, и всё остальное. Всех это устраивало, мало того, считали, что так оно и должно быть, будто я и не тренер вовсе, а наемный рабочий. И никто не желал брать это хозяйство на баланс. Продолжалось так до тех пор, пока мое терпение не лопнуло, и я не втянулся в другую авантюру – стал делать трассу уже в Семёно-Оленинском, где меня привлекли огромные бугры. А у Мемориала все вроде бы как городу передали, но соревнования там проводятся, а вот чтобы что-то доделать или построить – никто этим так и не озаботился. Вот и приходится ребятишкам на соревнованиях зубами щелкать, ведь даже погреться негде – не знаю, как их только родители отпускают.

 

 

– Да, честно говоря, достойных условий для подготовки больших спортсменов у нас никогда и не было. Но даже при всей примитивности раз в десять лет один человек обязательно дорастал до уровня сборной страны. В 1950-е годы это Николай Петрович Аникин, в 60-е – Мария Ивановна Гусакова, в 70-е подошла моя очередь, на смену пришел Геннадий Лазутин, недавно вот братья Чвановы промелькнули. Но нельзя же сравнивать середину прошлого и нынешнее время – XXI век на дворе, вон Олимпиаду выиграли, поэтому хотелось бы уже перемен к лучшему, хотя бы для следующих поколений.

 

 

– Нет, это были самые тяжелые времена, когда дело шло на выживание. Я сам лишь чудом не ушел из профессии, ведь зарплату тренерам вообще не платили, а у меня три дочери, тогда они еще были школьницами или студентками. Чтобы как-то обеспечить семьи мы создавали бригады, зарабатывали что-то, и благодаря этому продолжали служение своему делу. Лично я никогда не работал за деньги, все больше за идею, видимо, любовь к спорту меня тогда и удержала.

 

 

– Пока да, но лишь до определенного уровня, и братья Чвановы тому подтверждение, тем более что по молодежи мы всегда здорово выступали. У меня был хороший парень Ваня Лощинин, но при этих условиях я уже ничего не мог для него сделать, поэтому вынужден был отдать в Московскую область. Молодого подающего надежды парня надо было держать в ежовых рукавицах, а его тренеру до него не было дела – тренировку провел, а дальше хоть трава не расти. Вот и начали падать результаты – сборов выше головы, такие деньжищи на них тратятся, а отдачи никакой. А ведь раньше Иван Всероссийские соревнования выигрывал, одного места ему не хватило для того, чтобы отобраться на юношеские Олимпийские игры. Есть у нас и неплохие специалисты, до мозга костей преданные своему делу – Водорезов, Картушин, Пирогов, Куликов из Тумы. Но и  тренерским кадрам просто необходим прилив свежей крови, ведь всем уже за пятьдесят, вот уйдем мы, а смены вообще нет. Да и вести кочевой образ жизни за мизерную зарплату желающих не много найдется. И это тоже серьезная проблема. 

 

 

 

– После Олимпиады 1972 года, когда проводился новый отбор, в сильнейшую команду страны получили приглашения Савельев, Рочев, я, из девочек – Рая Сметанина. По настоящему ударным для меня выдался следующий, 1973 год, когда я стал чемпионом страны на дистанции 70 километров, серебряным призером в гонке на 50 километров. Затем в 1974 году я дебютировал на чемпионате мира, принимал участие в королевской гонке в Швеции на 90 километров, где я стал девятым. Потом был еще ряд успешных стартов, в том числе и в Спартакиаде народов СССР, где занял четвертое место.

 

 

– Я был очевидцем перехода с деревянных лыж на пластиковые. Происходило это как раз в 1974 году. За год до чемпионата мира австрийские фирмы выпустили первые пластиковые лыжи и прислали три пары в Советский Союз. Две из них, как водится, где-то «застряли», а одну привезли нам на сбор в Бакуриани и выдали Ивану Гаранину, чтобы опробовал в деле. У нас все виражи закладывались специально под деревянные лыжи, вот он на соревнованиях и не вписался в поворот, упал, лыжа рассыпалась, после чего вынес вердикт: «Лыжи слабенькие и ненадежные». И тогда почему-то никто не придал значения такому факту, что они здорово едут. В то время сборная СССР была законодателем мод, поэтому вся Европа равнялась на русских лыжников, состав у которой был очень сильный – только я да Володя Долганов не имели мировых титулов. Система подготовки держалась в секрете, и получилось так, что на первых гонких в сезоне все уже выступали на пластиковых лыжах, а нашей делегации там не было, поэтому о нововведениях у нас никто ни сном, ни духом. И вот приезжаем на чемпионат мира, который проходил в шведском городе Фалун, а там слякоть, снег километров за 60 возили, чтобы лыжню проложить. Фирмачи выдают пластиковые лыжи, а наши как всегда консерваторы: «Нет, мы на деревянных!»

 

 

– Уже в первой гонке на 30 километров Гаранин проиграл шведу Магнусону полторы минуты, а если бы бежал на пластике, должен был обогнать его минуты на три. Наши девчонки – Кулакова и Сметанина – до того были сильны, что выигрывали даже на деревянных лыжах, но преимущество было уже не столь ощутимым. Мы быстренько смекнули, в чем причина перемен, и начали ставить крепления на пластик. Устранили одну проблему, но тут же возникла другая – мы не знали, как их смазывать, поэтому наносили жидкую мазь, как на деревянные: на концы лыж – голубую, а под колодку – красную. А иностранцы мазали только колодку, а концы оставляли голыми. По этой причине мы многих медалей тогда и не досчитались. Дошла очередь до меня, бежать предстояло не как сейчас вокруг стадиона, а два круга по 25 километров – ушел в туманную даль и борись там сам с собой. Поначалу я шел где-то двенадцатым, но вот мазь начало срывать и лыжи сразу поехали лучше. Но, как говорится, не одно, так другое. «Полусотню» идешь с подкормкой, иначе организм обессилит, поэтому мой тренер должен был поить меня уже на 12-м километре, а потом каждые пять километров, чтобы сахар поступал в кровь, и работоспособность не падала. Но его туда попросту не пустили какие-то пограничники с собаками, вот и пришлось мне первые 25 километров идти без питания. Отметку в сорок километров я прошел третьим, оставшиеся пять километров до финиша уже шел на автопилоте, поэтому как такового финиша у меня не получилось. В итоге оказался лишь шестым.

 

 

– Да я и сам склонен считать, что свой потенциал сумел реализовать полностью. Во многом мне помешали наши рязанские примитивные условия. Бывало, возвращаешься домой со сборов и начинаются мучения, ведь трассами никто не занимался, или одно время делали их в Солотче, где они получались равнинными. Потренируешься, приезжаешь на соревнования, где сильная пересеченка, нужна еще минимум неделя на адаптацию Лыжных баз у нас как не было, так и сейчас их нет, а это значит, постоянно преследовали простуды, ведь приходилось либо под кустом переодеваться, либо на себе рубашки сушить. Эти неудобства в итоге отразились на моей карьере самым негативным образом. В 1975 году я сначала простыл, а потом мне не дали долечиться, начался гайморит. А тут, как назло, меня начали таскать по всем соревнованиям, нагрузки запредельные – мне становилось все хуже и хуже. Ослаб до такой степени, что когда пришлось подниматься на восьмой этаж, чуть не задохнулся – вот до какой степени меня тогда загнали. Тренеры относились просто варварски…

 

 

– Я пробовал, но всякий раз следовал ответ: «Надо отбираться, ведь ты член сборной страны!» Это был уже 1975-й год, шла подготовка к Олимпийским играм в Инсбруке, начали закручивать гайки до предела. Помню, на сборе в Красноярском крае даже установил личный рекорд, когда за день намотал целую сотню километров: с утра, значит, шестьдесят, и вечером сорок, а лыжи были еще деревянные. Но у меня был отменный организм, который выдерживал любые нагрузки, но все карты спутала болезнь. В итоге на Олимпиаду я так и не попал, хотя был очень близок к этому. К середине сезона оклемался, но на меня к тому времени уже не рассчитывали. Тогда в сборной СССР была длинная скамейка запасных, поэтому в команду практически никто не возвращался – выбыл один раз, дорога туда была заказана, ну, если только ты не на голову сильнее отвальных. А тогда подобное себе мало кто мог позволить.

 

 

– После того как меня вывели из состава сборной, сразу перестали платить стипендию, и больше уже никого не волновало, что ты там будешь кушать. А я уже был женат, родилась первая дочь. Сбережений никаких не было, попробовал работать тренером, устроился в ЦС «Локомотив». Проходит месяц, второй, третий, а зарплаты мне никто не платит. В какой-то момент казалось, что это полный крах, и я всеми покинут, но тут как раз и поступило судьбоносное предложение от председателя ДСО «Труд» Анатолия Солдатова. В этом обществе мне создали добротные условия, и я продолжил выступления, а, кроме того, еще и поступил в Центральный институт физкультуры. После этого еще года четыре я продолжал выступления, не единожды входил в десятку сильнейших на Всесоюзных соревнованиях, а на Всероссийских частенько попадал в призы.

 

 

– В 1974 году, когда я вступил в брак (моя супруга родом из Коми, тоже лыжница, кстати, подружка Сметаниной, и в те годы ее даже обыгрывала), встал вопрос: или ее сюда перевозить или мне в Коми переезжать, где нам сразу же давали квартиру, даже водили уже, показывали. Но я патриот своей Рязани, и сказал, как отрезал, что никуда отсюда не поеду. Жить и работать здесь всегда какая-то интрига!