Агент Федко докладывает

В 1524 году новгородский купец Кузьма Патрикеев в веселом настроении возвращался домой через границу из Великого княжества Литовского, продав русские меха и набрав западноевропейских товаров. На родной стороне, как водится, обсудил дела с коллегами, не выдавая коммерческих тайн. Но вскоре грамота про его заграничные дела уже отправилась со специальным гонцом в Москву, ко двору великого князя, чтобы почти через 500 лет историки, разбирая царские архивы, прочитали: «Лета 7032, генваря 22, сказывал Федко Псарь, что Кузма Патрекеев новгородец приходил к резанскому князю, и ел у него Кузма…»

Сначала князь, потом беженец

До 1521 года Великое княжество Рязанское – последнее в северо-восточных русских землях – считалось независимым от Москвы. Конечно, местные князья признавали московских «старшими братьями» и в основном слушались, но все-таки имели собственных бояр, войско, монеты, подписывали грамоты с печатями.

В мае 1500 года на рязанском великокняжеском престоле оказался четырехлетний ребенок по имени Ваня: отец его внезапно скончался молодым. Пока мальчик не достиг совершеннолетия, княжеством управляла мать Агриппина Васильевна, во всем слушавшаяся грамот из Москвы. А московский государь Василий III (будущий отец Ивана Грозного) приказывал ей, не стесняясь: «Твоим людем служилым… бытии всем на моей службе. А ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнити…»

Макет Переславля-Рязанского в XVI веке

Шли годы, Иван Иванович рос. От бояр, которым московская служба казалась сытнее, в белокаменную полетели доносы, что молодой князь слишком мечтает о самостоятельности. И тогда Василий III прислал приглашение на переговоры по вопросу защиты от крымских татар. Иван Рязанский поехал в Москву, но вместо государева терема его отвели в каменный подвал и заперли без всякого суда и приговора: «Поимал тебя великий князь Василий Иванович!» В рязанские города приехали московские наместники, мать молодого пленника постригли в монахини – так и завершился окончательный захват княжества.

Возможно, Иван Иванович так и умер бы в московском заточении (как умер родной брат Василия Московского), если бы не война с крымским ханом, случившаяся в 1521 году. Татары прорвались до самой Москвы – и в этой суматохе рязанские дворяне Дмитрий Сумбулов и Гридя Кобяков выпустили своего бывшего правителя на свободу. Попрятавшись немного в мещерских лесах, беглец понял, что возвратить себе власть в Переяславле-Рязанском уже не сможет. Надо было эмигрировать. Выбор Ивана пал на родину матери – Великое княжество Литовское.

Тяжба с еврейским купцом

Чуть в стороне от дороги из Вильнюса в Алитус, в 70 км от литовской столицы, стоит местечко Стаклишкес. Сегодня оно может похвастаться лишь 750 жителями, храмом, школой, библиотекой и заводом по производству хмельной медовухи «Летувишкес мидус».

Именно это местечко, называвшееся тогда Стоклишки, и пожаловал король польский и великий князь литовский Жигимонт (Сигизмунд) в вечное владение отправившемуся в эмиграцию Ивану Рязанскому. Здесь князь жил, собирая с местных крестьян и ремесленников налоги.

Местечко Стаклишкес, которым управлял рязанский князь

Со времен «Истории Рязанского княжества» Дмитрия Иловайского (1858 г.) единственным документом, рассказывающим о пребывании Ивана в Литве, было судебное дело 1534 года, когда еврейский купец Аврамко Михалевич требовал у князя-эмигранта возвращения долга размером в 118 коп. грошей (стоимость 10–12 коней).

– Правда, я у Михеля, отца его покойного, брал атласы к своей потребе, – объяснил рязанский изгнанник. – Взял атласу синего на золоте 16, а зеленого на золоте 22 локтя, а пурпура 9 локтей, и еще перстней на 9 коп. И заплатил я ему воском, деньгами и конями 80 коп. грошей.

– Спрашиваем тебя, – заявили судьи, – перед кем ты эти 80 коп. грошей покойнику Михелю заплатил? И имеешь ли его квитанцию?

– Был у меня слуга, который те 80 коп. грошей платил, – развел руками Иван. – А потом тот мой слуга от меня отказался и служил пану Евстафию Дашкевичу, и его татары схватили. Так что квитанции я не имею…

Почему же только в конце XX века была найдена грамота с рассказом о том, как у Ивана Рязанского обедал новгородский купец Кузьма Патрикеев? Потому что на обложке XVIII века, в которую был вшит этот документ, стояла пометка: «О беглом торговом человеке города Старицы». А кого так сильно мог заинтересовать беглый торговец?..

«Пьет добре и просто»

Похоже, что Кузьма Патрикеев в своих странствиях с товарами по чужим землям посетил Стоклишки. Разузнавший про эту встречу Федька Псарь (похоже, сотрудник или осведомитель тогдашних московских спецслужб) сообщал: «И Кузма сказал, что приводил его к князю с товаром, с соболями – Яковом зовут – Болотов, городка Старицы бывал торговый человек…»

Итак, один эмигрант, бывший торговец, устроил другому эмигранту, князю, встречу с приехавшим русским купцом. Зачем же? Чтобы беглый аристократ обновил свой соболий воротник или опушку на шапке.

«И Кузма у князя был, и соболи ему казал. И князь у него купил два одинца, а дал на них 10 коп.»

Похоже, что Федька Псарь выспрашивал Кузьму о внешности Ивана Ивановича, потому что жалуется на купца: «Сметить (определить) не умеет – тот ли, не тот ли?» Значит, у спецслужб было подозрение, что роль князя при встрече с московскими подданными мог играть другой человек.

Далее следует словесное описание внешности Ивана Рязанского: «Ныне доспелся (повзрослел), толст, пооблит, голова обалилась (округлилась), волосы черны, а бруди (бакенбарды) русы, речью шепетлив, лицем полон…»

Видимо, вел себя князь настолько неформально, что купец Кузьма специально отметил это в рассказе Федьке: «Пьет добре и просто, как не государской обычей».

Тоска по родине

Эмигрантам, как знают читатели, положено интриговать против властей, заставивших их бежать в другую страну. Ни о чем таком в отношении Ивана Рязанского историки не знают, но косвенные свидетельства, что он вспоминал родную землю и интересовался тамошними делами, существуют.

Например, в конце своего разведывательного отчета 1524 года Федька Псарь добавляет: «Да пытал, сказывает, его (купца Кузьму) князь: есть ли у тобя сорочки? И толко будут, и ты мне дай сорочку. И он, сказывает, сорочку ему дал».

Интересная заметка. Если уральских и сибирских соболей в Великом княжестве Литовском действительно можно было купить только у купцов из Московского государства, то уж рубашку-то из литовского или белорусского льна Иван Рязанский мог купить запросто и на местной ярмарке. Однако он и рубашку просит у новгородца Кузьмы. Не иначе как испытывает ностальгию…

О том, что князь-эмигрант не забыл полностью об аристократическом обществе, где вращался в юности, говорит и ссылка на еще один документ, который пока не найден. В описи архива Посольского приказа (тогдашнего МИДа) говорится о письме, которое Иван Рязанский присылал предстоятелю московской церкви Даниилу: «Грамотка ево к московскому митрополиту Данилу о печалованье (жалобе), чтоб был он за него государю печальник (жалобщик)...»

То есть из-за границы эмигрант все еще пытается – через церковную власть – объяснить, что он ни в чем не виноват.

Год смерти последнего рязанского великого князя пока неизвестен. Имя его еще упоминается в 1553 и 1560 годах – но в том контексте, что беглец уже отдал Богу душу. А его бывшие подданные и их потомки трудились и воевали, служа уже более крупной державе – будущей России.

Владимир ФРОЛОВ

читать весь номер