Кибер-панк и кукловод Каданов вновь привез свой оркестр в Рязань и дал эксклюзивное интервью «Новой»



Недавно в рязанском клубе «Старый парк» отыграла харьковская группа «Оркестр Че»  Олега Каданова, одного из самых интересных сейчас украинских сочинителей песен. «Оркестр Че» объединяют с куда более известной группой «5nizza» и ее производными не только общие корни, тянущиеся к Харьковскому театральному институту, но отчасти и звук – блестящий духовик Сергей Савенко по прозвищу «Сова» играет сейчас с проектами и Сергея Бабкина, и Олега Каданова.

Мир Олега Каданова (как и в кибер-панке) – это предельно урбанистический пейзаж, где отчуждение максимально, и зажатый в однокомнатной конуре многоэтажного небоскреба маленький человечек с отчаянием смотрит в прошлое, настоящее и будущее. Причем апокалипсис не столько вокруг, сколько в нем самом:

Ну, здравствуй-здравствуй,
город из пенопласта
пузырится на лицах зубная паста
крысы выползают на рабочие места – суета
ну, здравствуй-здравствуй,
город из пластилина
твои детишки не могут жить
без запаха бензина
скорей найдем укромные места – красота
ну, здравствуй-здравствуй,
город из поролона
твоя любовь продается только по талонам
я потерял свой пригласительный билет – мест нет
ну, здравствуй-здравствуй,
картонная столица
больные улицы, больные лица
стальные птицы улетают в теплые края
здесь остаюсь лишь я.

После концерта Олег КАДАНОВ дал интервью «Новой газете».

– Для начала расскажи, пожалуйста, про свои актерские способности, которые ты так замечательно реализуешь на сцене. Я правильно понимаю, что ты профессиональный актер?

– Я учился в Харьковском театральном институте, я актер-кукловод. В театре кукол харьковском работал. Просто музыка как-то ближе и когда пришлось выбирать – театр кукол либо музыка, а в какой-то момент произошел такой выбор – я выбрал музыку.

– Совмещать никак не было возможности?

– Не получалось, концерты много времени занимали, и все время из театра приходилось отпрашиваться. У меня там один спектакль пропущен, второй, третий. Мне говорят: чувачок, что-то выбирай! 

–  По-моему, у тебя должен быть и третий выбор: поэтические амбиции у тебя есть?

– Кое-какие тексты я в ЖЖ выкладываю, которые не являются песенными. Если получится, сборник подготовлю. В журналах что-то уже было, и было предложение сделать авторский сборник, но с деньгами не получилось: там спонсор должен был помочь и «съехал» в какой-то момент.

– На сцене не пробовал читать?

– Пробовал. Недавно, кстати. Была литературная тусовка в Харькове, когда приехали несколько молодых, но достаточно известных украинских поэтов. И меня пригласили почитать. Я в качестве поэта впервые вышел на сцену, и читал тексты, которые не являются песнями. Странное ощущение было, но мне понравилось – собираюсь продолжить такие штуки.

– Мне кажется, на твоих концертах это тоже было бы органично.

– Я пробовал на концерте читать, но потом с ребятами посоветовались, Миша Кабанов сказал, что это оттягивает внимание, что «провисает» концертный драйв, который несется от песни к песне. И мы отказались от этого. Может, еще попробуем как-нибудь в будущем.

– Одна из самых известных твоих песен – «Маяковский». А ник у тебя в ЖЖ – Поль Элюар. Почему они? И кто еще из поэтов близок?

– Мандельштам близок, Жадан, современный украинский поэт. Пауль Целан, многие вещи Хлебникова нравятся.

– Скажи, пожалуйста, чем так замечателен Харьков, что именно там появилась такая заметная генерация молодых и талантливых украинских групп – «5nizza» с ее производными, «Оркестр Че», «Люк». 

– Это в атмосфере города витает. Харьков всегда был музыкальным городом, там и «Разные люди» были, и тот же Чиж прожил там около пяти лет и это были знаковые пять лет, когда его самые прикольные первые первые два альбома были написаны. Еще какие-то группы были: те же «Бадло», например, всколыхнули всю Украину, потом и в Москве у них были гастроли.

А вот по поводу возникновения стольких новых команд… «5nizza»  и мы – это все происходило на базе театрального института, а те же «Люки», те же «Пурпуры», которые уже известны по всей Украине и в России – они никак с нашим институтом не связаны. Просто город такой музыкальный, хотя и художников там масса интересных, и поэтов, литераторов – творческий город. Если сравнивать с Киевом, то Харьков душевней, там меньше суеты дурацкой, меньше конкуренции. Вот в Киев приезжаешь и сразу ощущаешь такие вибрации: как бы успеть. В 90-х Киев был прекрасным городом, творческим, одухотворенным, а в последнее десятилетие он схож с Москвой и эти тенденции не могут радовать. А Харьков – это Питер украинский, его с ним часто сравнивают. Я не могу сказать, что они похожи внешне, но по какому-то духу неуловимому они очень близки. Опять же Харьков был первой столицей Украины.

– Ты поёшь и на русском, и на украинском. А какой язык тебя больше греет? На каком языке ты стихов, например, больше пишешь?

– На самом деле, мой родной язык украинский. Я с детства разговаривал с мамой, с родными на украинском языке. Но так как я родом из СССР, у нас в школе с первого класса преподавали русский язык, это был государственный язык –  он мне тоже очень близок. Я много книг читал в детстве на русском языке, и потом уехал из Ивано-Франковска в Харьков, где 95 процентов населения разговаривают на русском языке. Естественно, со временем я стал ловить себя на мысли, что даже размышляю на русском языке, он стал мне тоже родным языком. И я, совершенно не задумываясь, могу переключаться с украинского языка на русский и обратно. Так что у меня два родных языка, голова – как телефон с двумя «симками».

– А вот есть такое мнение, что украинский не совсем самостоятельный язык, а все-таки диалект русского. Как ты к этому относишься?

– А вот есть такое мнение, что русский не совсем самостоятельный язык, а диалект украинского. Потому что все из древнерусского выросло, который был на территории Киевской Руси. Так что вопрос спорный. То, что украинский язык как самостоятельный, литературный, существует где-то с 18 века – это факт, раньше письменности особой не было, кроме Сковороды, кажется. Поэтому значение этого языка занижено, но я не считаю его несамостоятельным. Это самостоятельный литературный язык, очень красивый. Русский язык хорошо передает более протестные вещи, резкие, социальные – манифестный язык. А украинский – более лиричный, спевочий. Лирика на украинском более органично получается. Это мои субъективные ощущения.

– То есть песня про Бен Ладена на русском, потому что на русском про него лучше прозвучит?

– Да, конечно, на украинском это не будет звучать.

– А почему тебя так интересуют патологические личности и ты посвящаешь им песни? Гитлер, Бен Ладен, Чикатилло…

– Ох, не знаю. Потому что это очень сильные личности, на самом деле. Они будоражат ум, они знаковые для общества. Опять же, Бен Ладен – это миф во многом, его сделали таковым проамериканские СМИ: нужен был козлище отпущения, а потом его уничтожили.

Теперь вот Каддафи уничтожили: мы сегодня смотрели видео, как над ним издевались в последние часы его жизни. Это ужасно! При всем том, что он был диктатором, – ведь сколько он для страны сделал. Он сделал по-настоящему демократическое государство в Африке – уму непостижимо! Понятно, что все это долго не могло продержаться, потому что глобализация все больше и больше захватывает мир. Я не думаю, что здесь дело в том, что Каддафи был тираном…Страшно, конечно, думать, к чему все идет.

– Ты когда начал определять свои песни как кибер-панк? Мир твоих песен действительно очень похож на миры, описанные Диком, Гибсоном и прочими.

– Наверно, года два назад стал называть. Мое увлечение Диком, естественно, не могло не срезонировать в текстах. И потом, когда я начал читать Гибсона, Стерлинга, я понял, что мне это все тоже очень близко, тем более, какие-то тенденции общих идей кибер-панка, которые витают в воздухе,  я уловил, не читав еще Гибсона. Когда прочитал – понял, что мне это очень близко, что оно резонирует со мной. Влечение к Дику было раньше, но ведь Дика кибер-панком особо не назовешь – он психоделик, предтеча всего этого, он повлиял на меня, развернул в сторону кибер-панка. И не только меня, как я потом понял. Созвучие с Гибсоном было уже после, а Дик был раньше.

– Я вот когда тебя слушаю, ловлю себя на мысли, что усредненный герой твоих песен – это маленький одинокий клерк, прозябающий в своей однокомнатной конуре где-то на высоком этаже многоэтажного небоскреба. 

– Мы сейчас записываем новый альбом – там кибер-панка еще больше, его идеи все больше в моем сознании аккумулируются.  

– А в каком мире тебе было бы уютно жить? Речь идет о вторичных мирах, которые описаны писателями: мир Толкина, Стругацих и т.д.

– Наверно, мне бы очень хотелось жить в Мире Полдня Стругацких из романа «Возвращение». Я смотрю, что сейчас происходит с образованием, какие сейчас педагоги. И мне хочется к Стругацким, где учитель является важнейшей профессией. Потому что родителям некогда сейчас, они занимаются бизнесом,  пытаются как-то прокормить семью, дети без внимания остаются. А в школе этих учителей не то, что воспитателями – педагогами сложно назвать. Потому что они особо не думают о том, чтобы привнести в душу ребенка что-то светлое, доброе, к чему-то его устремить. Это очень прискорбно. Вот именно педагогика как таковая, наверно, самая сейчас востребованная профессия – настоящая педагогика.

– Ну, это самый приятный мир, в который хотелось бы попасть. А какой из описанных миров кажется самым вероятным?

– Наиболее вероятный – из «Хищных вещей века» тех же Стругацких. Потому что погоня за материальными благами, как мы видим, уже не является фантастикой нисколечко. Когда говоришь с молодыми людьми – они же думают только о том, какую новую модель iPodа купить, какие нужны им новые кроссовки, и не понимают, что за всеми этими материальными штуками ничего не стоит больше, что они так счастье не смогут обрести. На Западе-то молодое поколение понимает уже, глядя на отцов и матерей, что капитализм – тупиковая ветвь и счастья там нет во всем этом наличии материальных благ. А мы только-только идем по этому кругу, и получается, что мысли заняты лишь деньгами, материальными благами. Есть, конечно, какой-то процент мыслящего молодого поколения, но он прискорбно маленький, прямо трагически маленький.

– Вот противоречие, какое я вижу. С одной стороны, ты очень светлый человек. А с другой – многие песни посвящены «доказательству от противного», их мир куда ближе, если продолжать сравнения из области фантастики, миру Гибсона и Дика, а не Миру Полдня Стругацких.

– В песнях определенная сублимация, наверное, происходит. Есть вещи, которые меня тревожат, и, чтобы они не разъедали меня изнутри, я их сублимирую в песни и через песни выплескиваю наружу – это определенная психотерапия.

Классификация вида

В терминах советского литературоведения то, что делает Олег Каданов, можно было бы назвать «критический урбанизм». Сам Каданов называет свои песни кибер-панком. Аналоги его песен в прозе – это, пожалуй, и впрямь произведения Филиппа Дика, Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга. Его «лирический герой» – находящийся «на отшибе» социума изгой, который на «ты» с современными технологиями. Или уж, как минимум, с современной техникой стихосложения, где нагромождение образов и смыслов отражает растерянность человеческого сознания перед давящим, ливневым переизбытком информации, растущей едва ли не в геометрической прогрессии.