Новая газета
VK
Telegram
Twitter
Рязанский выпуск
№05 от 11 февраля 2016 г.
Антенна в небеса
Известный скрипач Максим ФЕДОТОВ – о Паганини, кризисе и волках-одиночках


Фото Андрея ПАВЛУШИНА

Всякий раз, записывая интервью с выдающимся музыкантом, приезжающим в Рязань, на выходе получается не только материал в номер. Всегда остается меткое словечко, необычный термин, которые входят в профессиональный оборот. Пианист Денис Мацуев в свое время порадовал понятием «сценотерапия», его коллега Николай Луганский – рассуждением о плотности шедевров. А знаменитый скрипач Максим ФЕДОТОВ, выступивший 2 февраля в филармонии, начал беседу с интересного наблюдения о «славянских оркестрах».

Особенность этих коллективов в том, что от репетиции к репетиции (и особенно к концерту) оркестр заметно растет. Переиграв с огромным количеством самых разных коллективов: немецких, английских, японских, корейских, американских и т.п. – Максим Викторович, тем не менее, отмечает, что в основном их ментальность одинакова: «на первой репетиции – хорошо, на второй – снова хорошо, и на концерте – тоже хорошо». Со славянскими, как правило, все складывается по возрастающей.

Употребив это понятие применительно к Рязанскому губернаторскому симфоническому оркестру, Максим Федотов признался, что сам с нетерпением ждет вечернего концерта. И, забегая вперед, оговорюсь, что и солист, и оркестр раскрылись в полную силу таланта.

Бетховен и современность

Лауреат крупнейших международных конкурсов скрипачей, профессор Московской государственной консерватории им. П.И.Чайковского, народный артист РФ Максим Федотов впервые выступал в нашем городе. И знакомство началось с Бетховена: на рязанской сцене прозвучал Концерт для скрипки с оркестром.

– Бетховен – один из тех великих гениев, которые в наши дни становятся особенно современными, – рассказывает Максим Федотов. – Не хочу сказать, что он когда-то терял свою силу и мощь, но в наши дни эта музыка обретает особое значение и звучание. Может быть, навеяли неприятные политические новости из Европы. Хочется, чтобы западная цивилизация осталась на должном уровне и не оказалась расшатана кризисными процессами, в том числе и миграционными. Нам всем, так или иначе связанным с европейской музыкальной культурой, все это очень тревожно.

– Получается, несмотря на то, что культура должна быть над этими процессами, политика влияет и на нее?

– Политика просто может взять и все уничтожить.

– Сегодня, когда говорят о кризисе, каковы, по-вашему, перспективы у классической музыки?

– Вопрос, конечно, очень болезненный. Но мне кажется, он решаем по щелчку пальцев. В том случае, если это будет нужно. Государство должно осознать, что без культуры общества не будет. Я ничуть не против спорта. Но как грустно наблюдать, например, за командой, под завязку укомплектованной массажистами, тренерами, врачами, поварами и проч., которая все проигрывает и проигрывает. А возьмите наши оркестры или балетные труппы. У них нет таких послаблений и заботы. Но они выигрывают постоянно и во всем мире! Точно так же, как солисты, мои коллеги. Мы добиваемся всего сами. Мы как волки-одиночки. Да, некоторых музыкантов государство поддерживает и слава Богу. Но талантливых исполнителей гораздо больше. Все можно решить, главное, чтобы было понимание.

Общение с гениями

– С каждым годом мы все дальше от того времени, когда были созданы великие шедевры. Появляется новый опыт, новые ритмы. Что нужно сегодня, чтобы эта музыка была услышана?

– Мне кажется, время все-таки не властно над истинными ценностями. Конечно, меняется контекст происходящего. Появляются новые технологии. Но настоящие шедевры от этого только приобретают. «Большое видится на расстоянии» – и это абсолютно верно. Не далее как позавчера я играл «Времена года» Вивальди в Большом зале Консерватории в Москве. Вот где зарождение современной рок-музыки: Вивальди, Бах, Тартини, Корелли! Или тот же Бетховен. Его динамика, мощь, внутренняя сила, стройность мысли, чувство формы и архитектоника с каждым годом становятся все значительней. И если мы чувствуем, что кризис разрушает нашу жизнь, то созидать может только настоящее искусство: музыка, книги, живопись.

Буквально на днях телеканал «Мир» записал у меня интервью на довольно любопытную тему. Оказывается, были проведены серьезные исследования на предмет того, что классическая музыка продлевает жизнь. Не могу утверждать конкретно о скрипачах (по-моему, наша профессия не влияет на продолжительность жизни), но то, что люди, слушающие классическую музыку, особенные, – это безусловно.

– Зато именно с вашей профессией связано много мистических сюжетов. Вспомнить хотя бы роман Владимира Орлова «Альтист Данилов» или фильм Бернарда Роуза «Паганини: Скрипач Дьявола». Ощущаете это на себе?

– Мистики в своей профессии не замечаю. Другое дело, сам процесс рождения музыки. Когда ты с ней живешь, когда пытаешься постичь и понимаешь, как бы ты хотел ее исполнить, то осознаешь, что без антенны в небеса здесь не обходится. И счастье, что такие люди есть. Благо, мы, музыканты, по роду своей профессии должны общаться с гениями: Чайковским, Рахманиновым, Брамсом, Моцартом, Бетховеном, Бахом… Это вам не «желтые тюльпаны». Мы живем в мире гениальных людей. И это невероятное счастье!

– Раз уж прозвучало имя Паганини… В любом пресс-релизе можно прочитать, что вы – первый музыкант, давший сольный концерт на двух скрипках Паганини. Что для вас значит это имя?

– Я совершенно уверен, что Паганини был феноменально одаренный человек. С его именем, действительно, связана череда событий и легенд. Не люблю слово «революция», но он совершил переворот в сознании музыкантов. Породил много последователей, причем не только в скрипичном мире. Сколько великих людей после него писали на его темы! Он был не только гениальный скрипач, но и колоссальный мастер сцены. Его скрипичные концерты – это те же самые итальянские оперы! Представляете, какое это производило впечатление!

– Вам довелось играть на великих инструментах, но при этом вы уверены, что современные им не уступают?

– Да, мне посчастливилось играть на скрипках Паганини, созданных Гварнери и Вийомом. Были и скрипки Страдивари, Гваданини. Это все, конечно, коллекционные инструменты. Но время здесь работает не в лучшую сторону. Все меньше и меньше остается старых инструментов, которые звучат так, как раньше, которые сохранились в первозданном виде. И здесь ничего не поделать. Почему, кстати, так часто упоминаются скрипки Паганини. Они с тех времен особенно хранились и поэтому дошли до нас практически в аутентичном виде. Но для меня в этой истории гораздо важнее другая сторона дела, о которой мало кто говорит. Ведь Паганини играл на двух современных (!) скрипках. Задолго до Паганини были созданы великие скрипки, которые звучат до сих пор. И, полагаю, у Паганини была возможность выбрать любую от Страдивари или Амати. Но он предпочел скрипку Гварнери дель Джезу, малоизвестного тогда мастера. А другая была сделана французом Жаном Батистом Вийомом. Итальянец Паганини играет на французском инструменте – о, ужас! Так что и сегодня скрипки настолько востребованы, что рождаются совершенно замечательные скрипичные мастера. И они создают новые инструменты, которые с честью выдерживают конкуренцию с великими «предками».

«Формула-1»

– Не могу не спросить и о второй вашей профессии – дирижерской. Есть немало примеров, когда выдающиеся исполнители, находясь на пике своей карьеры, начинают дирижировать. В чем причина? Становится тесно в репертуаре?

– Причин много. Понятно, что скрипичный репертуар при всем его разнообразии не столь безграничен, как фортепианный, и тем более симфонический. И на определенном этапе, действительно, понимаешь: все основное, что хотел, уже сыграл. Конечно, всегда есть что-то в планах, но при этом хочется идти дальше и пробовать нечто новое. Кроме того, есть такое мнение, что в каком-то смысле профессия инструменталиста – это первая половина жизни, а дирижера – вторая. Хотя просчитать и поделить жизнь никому не под силу… Разумеется, это не правило. Есть исполнители, которые великолепно играли и в преклонном возрасте. Вспомнить Яшу Хейфица, Исаака Стерна. Что же касается лично меня, то профессия дирижера родная с детства. Мой отец Виктор Федотов был фантастический дирижер, блестящий представитель петербургской школы. Так что эта профессия всегда мне была интересна, и в определенный момент я вошел в нее совершенно естественно. Но это вовсе не означает, что скрипки стало меньше.

– Ваша супруга Галина Петрова – блестящая пианистка. Каково это – жить музыкальной семьей?

– С Галей Петровой нам выпало счастье встретиться и играть вместе еще с консерваторских лет. Я не выступаю ни с кем другим, она тоже. Это родство душ, общее восприятие художественного процесса, единые цели. Понимаете, на сцене мы, действительно, заняты достаточно тонким и необъяснимым делом. И выходя играть со своим постоянным талантливым партнером, можешь быть уверен, что вы идете параллельно. Это как «Формула-1». Мы знаем, кто как «едет», где подставить плечо и поддержать. Это бесценные ощущения!
 
Вера НОВИКОВА