Молитвенный свет верлибров*

После майских праздников в рязанском издательстве «Первопечатникъ» выходит уникальная в своем роде книга «Когда я свободен (В молитвенном свете луны). Книга верлибров» поэта Евгения ФЕОДОРОВА.

Сегодня тепло и очень много света: солнце плещется в лужах, врывается в комнаты, сумасшествует на стенах, книгах, потолках, повисает на шторах, кувыркается по полу, перелетает из одной комнаты в другую, преодолевая все препятствия на своем пути…

Сегодня тепло, солнечно и… почему-то грустно, поэтому хочется раздвинуть границы комнат и выйти вон, туда, где солнце плещется в лужах, а не бьется истово в замкнутом пространстве, разбиваясь об углы и предметы.

«Туда, туда, где воздух чист и ясен небосклон!»

Наверное, если перефразировать классика, то примерно так это и выглядело бы, но… не совсем. Именно сегодня хочется отойти от классической поэзии в сторону, чтобы капризные рифмы не путались под ногами и не мешали сосредоточиться, потому что ты выходишь на дорогу, которая открывается перед тобой огромным городом: с переулками и улицами, выводящими тебя к самой важной артерии, имя которой верлибр. Как получилось, что именно верлибру было навсегда отдано сердце поэта, уже не имеет значения, хотя ответ на этот вопрос имеется, но именно свободному стиху до сих пор хранит поэтическую верность литератор Евгений Феодоров.

В 2014 году в издательстве увидела свет первая книга верлибров автора с простым и емким названием «Люблю», а сейчас готовится еще одна – «Когда я свободен (В молитвенном свете луны). Книга верлибров». Исповедь поэта… Именно ей отдаются сегодня и силы, которых не так много с каждым годом остается, и время, утекающее как песок, и мысли, потому что в один, даже весьма солидный том, никак не вместить всего, что было пережито.

«Когда я свободен» – определенная рубежная веха в жизни человека накануне его серьезного юбилея, который этой вехой и должен быть ознаменован. Тогда почему же захотелось выйти из солнечной комнаты туда, где солнца еще и еще больше? И почему среди тепла и света притаилась грусть?

Может быть, это та светлая печаль или горькая радость, звенящей нотой зависающая над тобой, чтобы сделать твое счастье сейчас, в этот самый миг, наиболее полным, бросив в его солнцеворот терпкого послевкусия, которое только и бывает после вкушения «драгоценного вина»?.. Видимо, так, если:

«Вся жизнь, как строка,

а в строке – всего одно слово:

– Люблю».

(Е. Феодоров)

И кто-то возьмет это единственное слово, чтобы в озябших ладонях вынести к солнцу, и укроет от ветра, теплого, но порывистого, который легко сможет вырвать его из рук и унести куда-то далеко-далеко… Ищи потом, если сможешь найти… Всего одно слово, в котором Вселенная сжимается до выдоха «Люблю…», и тихо становится на Планете, потому что, когда «Люблю…», не может быть шума, иначе разволнуются ночные фиалки, и бабочка упорхнет с голубого цветка, а ты, утонув в земной суете, не услышишь, о чем прошептал полуночник осенний дождик, неожиданно заглянувший в гости к бабьему лету.

Люблю… В молитвенном свете луны, «и в аромате вечерней ветки сирени, и в романсе для двоих, когда по сказке – с конем красным осенью очарованный, – Люблю…»

Писать о Евгении Феодорове непросто, потому что есть опасность (помните блоковское?) отнять аромат у живого цветка, если начать препарировать его поэзию и раскладывать строчки по полочкам, потому я не буду этого делать, а просто поделюсь моими впечатлениями от встречи с этим неожиданным для меня автором.

У Евгения Феодорова нет случайных читателей, а если кто и приходит к нему впервые испить драгоценного вина из чаши верлибровой, остается с ним навсегда. Его стихи не получится прочитать наспех, потому что поэт чрезвычайно внимателен к слову – выстраданному им, выношенному, мастерски ограненному. Потому в его верлибрах так уютно и красиво, так изысканно и так глубоко. В них входишь, как в храм, из которого невозможно уйти быстро, не пропитавшись его воздухом, не взяв с собой на память частичку души автора – строку ли, образ, слово. И так покойно среди его слов, что расстаться с ними, однажды прочитав и услышав, не захочется уже никогда.

На верлибровый огонек Мастера заходят и те, кто навсегда ограничил себя условностью примитивно-рифмованного текста. Их среди пишущей братии достаточно. Как правило, это люди, очень далекие от литературы, хотя и обзывают себя поэтами, зачленившись в каком-нибудь союзе «писателей», проплачивая свое там пребывание. Нужно ли защищать от их нападок верлибр или уникальные по своей неповторимости строки Евгения Феодорова? Думаю, что не нужно.

«Верлибр отнюдь не следствие негативных устремлений бунтующих поэтов, а попытка создать новую категорию вкуса, по-своему возрождающую античную калокагатию, насущное взаимопроникновение этики и эстетики слова.» (Вячеслав Куприянов)

Пытаясь достучаться до глухих и незрячих, Феодоров досадует, объясняя неучам от литературы: «Между тем – просто все: верлибр есть... разновидность поэтической речи».

«Главный эффект, производимый верлибром, это – чудо обыденной речи. То есть, это даже не главный эффект, а главное средство. Мы видим доселе не замечавшуюся нами пластику обыденных оборотов, их своеобразную гармоничность и, тем самым, наше отношение к словам, к собственной ежедневной речи становится глубже, точней, чувство речи и сама речь углубляются». (Иосиф Бродский).

…Я приду к тебе

и на круглый обеденный стол

положу вечернюю ветку сирени,

тихую и нежную.

И мы помолчим,

прислушиваясь друг к другу…

(Евгений Феодоров)

Возможно, многим не хватает сегодня той речевой культуры, которая теперь уже измеряется позапрошлым веком. Выросшие на русской классической литературе ХIХ, впитавшие в себя музыку слова, почувствовавшие его неповторимую ауру, сегодня, в суматохе бешенных ритмов и скоростей, должны, наверное, испытывать некую ностальгию по красивому (не путать с красивостью!) русскому художественному слову, по настоящему литературному языку, который оставили нам мастера прошлого.

Когда я впервые наткнулась на поэзию Феодорова, то поразилась именно этому – хорошему литературному вкусу, который был виден и в слове, и в интонации. Литературная и речевая культура, пожалуй, главная составляющая общей культуры человека, а потому снова и снова: «Заговори, чтобы я тебя увидел» (Сократ).

Стихи Евгения Феодорова – словно живой отклик на поэтическое завещание россиянам Анны Ахматовой: «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово»…

Бесконечная дорога – как один верлибр. И ты идешь по этой дороге один, долго идешь, плутая по переулкам памяти и ухабам ее, и вся жизнь твоя – как монолог, и каждый твой день – полувыдох единственным словом «Люблю…», которое возвращает эхо рассветной дымкой, или полуденная синева вдруг принесет тебе отзвук его на крылышке голубого мотылька, или ковыль в закатном солнце пропоет для тебя свою вечернюю песню, а где-то, далеко-далеко, неизвестная звезда, почувствовав трепетность твоего «Люблю…» навсегда упадет в бархатную ночь августа…

В любовной лирике, как нигде, не просто удержать планку на достойной высоте. Удается это не многим, хотя испокон о любви не пишет только ленивый.

Евгений Феодоров – пронзительный философский лирик, пишущий о любви. За каждой его строкой – Мужчина, которого слышишь и хочешь слушать, которому веришь абсолютно, потому что в теме его – ни единой фальшивой ноты, ни разу и нигде не прозвучал его природный баритон уничижительным фальцетом, ни разу не сбился он на сладострастные трели, которыми часто грешат многие мужские стишата «про любовь», потому его верлибры не вызывают в читателе чувства неловкости, которое не редко случается, когда натыкаешься на низкопробные страдания, густо политые сахарным рифмованным сиропом.

У Радзинского – «101 страница про любовь». У Феодорова о любви – более четырехсот. И ни строчки повтора. Перед божественным чувством автор преклоняет колено, потому его стихи о Любви, которая у него всегда – с заглавной буквы, самой высокой пробы. И снова – врожденный вкус, и чувство стиля, и достоинство, и деликатность…

Говорить о любви сложно, потому что все уже сказано до нас. Говорить о любви трудно, потому что, не обладая достаточной культурой и вкусом, легко угодить в банальность и пошлость. Читаешь верлибры Евгения Феодорова и понимаешь, что за филигранной формой стиха, за поиском единственно верного слова и необходимой интонации, за работой над фразировкой, помимо поэтического мастерства, которое очевидно, и божьего дара, который, безусловен, снова и снова нужно сказать о безупречном вкусе Homo scribentis (человека пишущего), литературный вкус которого – может быть, главная составляющая его естества. И «вкус родимой речи» (Б. Ахмадулина) – это такой же дар божий, как и талант, которые, большей частью, – от Бога.

Русская литература XIX века имеет в своей сокровищнице «Стихотворения в прозе» И.Тургенева. Не будет преувеличением поставить верлибры Феодорова в один ряд с поэтическими произведениями классика, потому что и там, и тут – и высочайшая поэтическая музыкальность, и глубина философского осмысления, и красота художественного слова такой степени, которую сегодня, пожалуй, уже не часто и встретишь.

Несомненно, нашему современнику удалось не только сохранить русскую речь, следуя поэтическому завещанию Ахматовой, но и донести до своих читателей ее уникальные образцы, оставленные нам в форме изысканно-безупречных исповедальных верлибров.

_____

*Верлибр – современная система стихосложения, представляющая собой своего рода границу между стихом и прозой (в ней отсутствует рифма, размер, традиционная ритмическая упорядоченность; количество слогов в строке и строк в строфе может быть различно; отсутствует также равенство акцентов, свойственное белому стиху).

Ольга МИЩЕНКОВА

читать весь номер