Моноспектакль длиной в один телефонный разговор поставили в театре РГУ «Переход»
Жанр моноспектакля в театре на особом положении. Нельзя сказать, что он не популярен: великие мастера сцены, берясь за него, вписывают в скрижали театральной истории настоящие шедевры (вспомнить, к примеру, «Контрабас» Константина Райкина или «Оскар и Розовая Дама» Алисы Фрейндлих). Не менее востребованы моноспектакли и публикой (а с появлением Евгения Гришковца волна интереса всколыхнулась еще больше). Но, тем не менее, в постоянном репертуаре театров (в том числе и рязанских) их практически нет. Попытавшись вспомнить, когда и где можно было увидеть моноспектакли в Рязани, на память пришли лишь фестивали и заезжие антрепризы. И еще, как ни парадоксально, местные молодежные театры (Скопинский театр «Предел», к слову, дважды проводил фестиваль моноспектаклей). Вот и моноспектакль, давший повод для этого текста, появился на афише народного театра. Один на один со зрителем в моноспектакле «Человеческий голос, или Безграничное счастье» вышла актриса театра Рязанского госуниверситета «Переход» Ольга ЕГОРОВА.
…На сцене уютный уголок милой французской квартирки. Диван, алое покрывало, небрежно раскинутые пушистые шкуры, столик, изящные вазы… И телефон. Вокруг него, как вокруг центра притяжения всей вселенной, мечется женщина. Кружит будто на цепи. Кусает губы. Машинально, как лунатик, пытается натянуть пальто поверх шелкового пеньюара. Заламывает руки и сверлит телефон взглядом, полными отчаянья. Невысказанная мольба ее больших красивых глаз понятна каждому, кто хоть раз переживал трагедию расставания с любимым человеком.
Позвони мне, позвони…
«Человеческий голос» – одноактная пьеса-монолог, написанная французским драматургом Жаном Кокто в 1930 году. В тексте есть ремарка, оставленная писателем для будущих исполнителей: «Автор хотел бы, чтобы актриса производила впечатление человека, истекающего кровью, теряющего кровь при каждом движении, как раненое животное, и чтобы в конце пьесы комната казалась наполненной кровью».
Погрузить себя (пусть даже всего на 50 минут) в это полубезумное состояние на грани жизни и смерти – задача, требующая титанических душевных затрат. Но именно этот текст руководитель постановки, режиссер Геннадий Кириллов предлагает молодой актрисе Ольге Егоровой. И его выбор абсолютно точен. В ней есть то, что нужно для этой роли: бесконечное растворение в образе, вчувствование. И, главное, умение превратить эффектное театральное действо в искреннее личностное высказывание. Не случайно в программке этого спектакля нет традиционного указания роли и исполнителя. Рядом с именем Ольги просто обозначено: «Заглавную партию человеческого голоса проживает…»
Именно проживает. Проживает безграничное счастье пяти прекрасных лет, проведенных рядом с любимым мужчиной. Проживает невыносимую горечь последних недель, когда пришло страшное осознание: другая женщина. Проживает разрыв и внезапно накрывшее ее одиночество. Проживает невозможность жить, дышать, чувствовать без Него. Наконец, в эту самую минуту, на расстоянии вытянутой руки перед зрителем, проживает мучительный телефонный разговор. Разговор с Ним.
Практически не выпуская из рук телефонную трубку, актриса передает всю панораму чувств доведенной до отчаяния женщины. Бодрится и примеряет искусственные маски: «Клянусь тебе... Я очень, очень мужественна...» Кается и обвиняет во всем себя: «Я получила то, что заслужила…»
Корчится, как от удара под дых: «Завтра?.. Я не думала, что это будет так скоро...» Впадает в полное самоуничижение: «Я просто хочу сохранить этот пепел, вот и все...». Признается и попытке суицида и расстается с последними силами к жизни: «Это все равно, что спросить рыбу, как она собирается жить дальше без воды...»
Но на протяжении всего разговора не позволяет ни единого слова упрека. «Милый», «дорогой», «хороший», «любимый» – она засыпает своего бывшего мужчину словами любви. Цепляется за его голос в трубке, как за спасательный круг. Но телефонный провод, наоборот, оборачивается вокруг ее шеи, как удавка…
Наблюдать за этими метаниями, за отчаянными попытками продлить телефонный разговор мучительно. Спектакль не самый комфортный для зрителя. Ощущение подсматривания за чем-то интимным и подслушивания чужих разговоров царапает «до крови» и зрительские нервы. Спектакль-истерика. Спектакль-агония. А для кого-то, возможно, спектакль-терапия.
И, как любой моноспектакль, обязательно исповедь. Принимая ее, каждый зритель должен решить для себя, сможет ли он «дать отпущение». И пока твоя циничная половина говорит, что «нет, нельзя доводить себя до такого состояния, нельзя настолько зависеть от человека, и вообще, найди-ка себе лучше работу», сентиментальная половина – всхлипывает и лезет за носовым платком.
…Спектакль в жанре «моно» производит, тем не менее, странное впечатление множественного присутствия. Порой кажется, что все они здесь: и этот запутавшийся в отношениях мужчина, и женщина, встревающая в разговор по параллельной линии, и телефонистка, и скулящая собака. А иногда думаешь, что никакого собеседника вовсе нет. И все бесконечный и бессмысленный разговор с самим собой. С голосом разбитого сердца.
Фото Андрея ПАВЛУШИНА
Вера НОВИКОВА