–  Люди думают, что телевидение – это где-то высоко, прорваться туда невозможно и прямо какие-то небожители все это делают. На самом деле, можно вообще с улицы прийти и начать работать – я это видел не раз. 

 

У меня тогда была безумная ситуация. Родился ребенок, с деньгами катастрофа, а в Рязани – хоть обработайся, много не получишь. Я работал в издательстве «Пресса», параллельно вел программу на рязанском телевидении, играл на гитаре в ансамбле «Радуница», но денег все равно не хватало. 

 

Позвонил мой друг, хороший прозаик, с которым я когда-то учился в Литинституте, а еще раньше в 1995 году вместе вступал в Союз писателей России. Позвонил и сказал: «Тебе деньги нужны? Приезжай завтра в Москву, все расскажу». Я поехал, не зная еще, куда и зачем. Оказалось, что меня ожидало собеседование с продюсером программы «Час суда», которое мой друг назначил, даже меня не предупредив. За 20 минут он провел со мной короткую подготовку, объяснив, что это сценарная работа для «авторов невидимого фронта», потому что в «реалити-шоу» авторы всегда остаются «за кадром». Сказал, что у меня большие шансы, потому что первый мой плюс – я учился в Литинституте, и второй – у меня за спиной два развода. 

 

Так и вышло. Когда продюсер узнал про два моих развода, мне сразу сказали: «Вы нам подходите. Попробуйте к завтрашнему дню написать пять сценариев – мы дадим образцы». Через день я принес пять сценариев, благо они маленькие, –  все пять утвердили. И понеслось!..

 

А через два года меня уже сделали шеф-редактором той части программы, что выходила с ведущей Еленой Дмитриевой – «Час суда. Дела семейные». С Дмитриевой я работал несколько лет, а последние два года с Астаховым в «Часе суда». 

 

Такая вот история «попадания». 

 

Кстати, зарабатывал я не такие большие деньги по московским меркам, но для рязанца это выглядело привлекательно. Сценарий стоил 4000 рублей и, когда я пришел туда, авторской нормой было 17 сценариев в месяц. После назначения шеф-редактором стал получать заметно больше. 

 

Ты не представляешь, скольким пишущим людям в Рязани я предлагал поработать на этом проекте. К сожалению, многие просто испугались, были не особо уверены в своих силах. Но испугались не все. Я привел достаточно много людей, можно сказать, собственную команду. 

 

Все, кто решился попробовать, закрепились в группе сценаристов, а кто-то даже начал писать для других проектов на разных каналах. Не знаю, как они отнесутся к тому, чтобы назвать имена, так что представлю их так: известный рязанский журналист, владелец рекламного агентства, замдиректора учебного заведения, один из руководителей ипотечной компании. Все это замечательные люди, мои друзья, причем некоторые из них даже не нуждались в деньгах, а занимались всем этим из спортивного интереса, получая от происходящего огромный кайф.  

 

 

– Можно уверенно сказать, что это был не полный обман. Конечно, снимались не участники описываемых историй – подобное было бы смешно предполагать. С другой стороны, каждый месяц приходили огромные мешки писем со всей страны, где люди рассказывали свои совершенно реальные истории, к ним прилагались ксерокопии судебных документов. Редакторы выбирали наиболее интересные письма и передавали авторам, которые вкусно все это излагали, и под их сценарии набирались люди, чтобы историю сыграть.  

 

Конечно, были и выдумки, потому что это шоу: надо валять дурака и привлекать зрителя. Как правило, две истории в программе были относительно серьезные, а третья – всегда развлекательная. Вот эта третья обычно была выдумкой, а первые две истории – переложение реальных событий, о которых рассказывали в письмах. 

 

Кстати, в программе «Час суда» всегда работал целый отдел, где юристы, сидевшие на «горячей линии», бесплатно консультировали  по телефону всех, кто в этом нуждался. Эти ребята сидели рядом с моим кабинетом, и я тоже регулярно прибегал к их услугам. Так что в этом смысле обмана не было. Скорее уж, это был народный театр.  

 

 

– Знаешь, чем отличалась эта программа от других? Может, даже она была единственной на российском телевидении, где авторы не только писали истории, но еще и присутствовали на съемках, репетировали с актерами, объясняли им нюансы и так далее. Ведь деньги они получали только «на выходе», когда передача снята. Незабываемая практика для тех, кто любит «экстрим» – авторы получали от этого цирка непередаваемое удовольствие. А время от времени им самим приходилось сниматься. Как и всем редакторам, и всем охранникам, и даже буфетчикам. За съемочный день надо снять 17 дел, в каждом задействовано от 3 до 6 человек, то есть это целая толпа. А где ее набрать?

 

Конечно, людей заранее ищут и обзванивают редакторы. Конечно, снимаются и актеры, причем не только провинциальных и районных театров, но и столичных: в массе своей актеры мало зарабатывают и кормятся где только могут. 

 

Но главные участники – это люди «из народа». Поверь, попасть «в телевизор» легко: на съемки приглашают каждый день, по всем каналам. Есть специальные расценки даже за то, что ты просто сидишь в зале и слушаешь – это гораздо более тяжелая работа, чем кажется. Высидеть 8 часов с одним перерывом не так-то просто, и эти мученики получали в 2000-е всего лишь по 150 рублей – я бы на такую пытку никогда не согласился. Естественно, кто-то постоянно засыпает, храпит, пукает. Редакторы орут: «Не спать!» Но все равно кто-нибудь обязательно во сне грохается со стула…  

 

 

– Участвовать в этом действительно очень весело, огромный выплеск адреналина. Люди «из народа» – потрясающие актеры. Но человек может запить. Или к нему теща может неожиданно приехать. Или он просто забыл про съемку. А нам надо снимать! Остальные-то прибыли, уже репетируют, и, если не найти выхода из ситуации, то денег не получит никто. Тогда редакторам приходилось бежать на улицу, чтобы найти подходящий типаж. Часто людей «крали» с других программ. Только снаружи кажется, что телевидение – это огромные студии-дворцы, а на самом деле стоят несколько железных ангаров, где и снимается половина шоу, идущих по всем каналам. 

 

Так вот, если актер не пришел и замена не находится, то кто идет сниматься? Автор и редактор! Поэтому снимались все. 

 

 

– С 2005-го и почти до 2012 года. И, в общем-то, не жалею. Благодаря телевизионному суду я познакомился с кучей интереснейших людей, и теперь никогда без работы не останусь. 

 

Кстати, обрати внимание, кто обычно работает на таких проектах. Авторами в «Часе суда» были ребята из Рязани, Ангарска, Нижнего Новгорода, Воронежа, Симферополя, Омска, Липецка. То есть ни одного коренного москвича. В других подобных программах москвичей тоже мало – в основном, пишут люди из провинции, озверевшие от голода и невостребованности. 

 

Еще любопытно, что на таких проектах как «Час суда» не могут работать выпускники сценарного факультета ВГИКа. Как шеф-редактор я каждый месяц принимал большое количество людей, желающих стать авторами, и почти никому не отказывал, говорил: пробуйте. Из выпускников ВГИКа не получилось в итоге ни у одного. Им казалось, что это легко, но они банально не успевали. Их, наверное, по-другому учат, а у нас надо было делать все быстро, по-американски. Написать одну хорошую историю вгиковцы еще могли, но шесть в неделю – уже нет. А кому нужна одна хорошая история в месяц? Смысл в том, чтобы написать их десяток или два и тем самым заметно пополнить свой карман. 

 

Зато в цене всегда были журналисты, пишущие криминальную хронику или журналистские расследования. Был автор, который писал не только у нас, а сразу во все похожие телепрограммы – «Федеральный судья», «Суд присяжных», «Суд идет». Он кропал истории настолько легко, что, в конце концов, стал продавать идеи, которые воплощали уже другие. 

 

Ведь главное требование: уметь склеить крепкий сюжет из любого подручного материала – вот то, с чем не справлялись вгиковцы, но обычно легко справлялись журналисты. 

 

Часто в сценаристы и редакторы идут бывшие актеры: те, что не стали «звездами», но не спились в тоске, а продолжили образование – тоже, как правило, очень сильные ребята. 

 

Ну и, конечно, Литинститут много кадров дает. Почти все сериалы сейчас пишут именно литинститутские выпускники. Кто-то идет выше – пишет сценарии для кино, пробует себя в драматургии… 

 

 

– Можно сказать, тем же самым. Есть пара телевизионных проектов, где не требуется мое присутствие в Москве. Или запускается какой-то проект – сериал «Пятая стража», например, – звонит знакомый редактор и предлагает поучаствовать. Работаю я в соавторстве с еще одним рязанцем, моим хорошим другом. Вдвоем это делать очень удобно. Мы садимся вот как с тобой, обсуждаем будущий сценарий, распределяем нагрузку и дальше каждый пишет свой кусок. Потом собираемся опять, редактируем, отправляем и дней через пять на карточку приходит радостная звенящая копейка. Как-то так.  

 

 

– Да, это очень забавно. В последний раз мы разговаривали об этом с Евгением Калакиным, в перерыве писательского собрания, где его не приняли в рязанскую писательскую организацию. 

 

 

– Толя, это не убожество, это реликт. Увы, все творческие союзы на сегодня изжили себя в том виде, в котором они есть. Если по-честному, то я должен бы несколько лет назад уйти из Союза писателей просто потому, что  занимаюсь-то я, в основном, другими вещами. Но я этого не делаю, потому что еще в 1995 году люди из СП России очень мне помогли, дав мне этот членский билет. Они во многом изменили мою жизнь, и даже то, чем я сейчас зарабатываю, отголоски той истории. Люди эти живы и билет, который они мне вручили, я с гордостью ношу, тем более что получал его в Переделкино – в Рязани только вставал на учет со скандалом, даже вспоминать о котором не хочу. Но и в нашем рязанском отделении есть  немало талантливых людей, которых я лично уважаю. Там есть мои близкие друзья – Нурислан Ибрагимов, Андрей Крючков, Валерий Хлыстов. Они состоят – и я состою. Ну, а уж если все это превратится в полный паноптикум – тогда подумаю, стоит ли дальше продолжать. 

 

 

– Я читал статью Калакина по этому поводу, но он там слукавил. Сказать, что у нас в Союзе не нашлось людей, которые открыто поддержали его, нельзя – один из них сидит перед тобой. Поэтому Евгений Иванович не ушел оттуда «оплеванный и в шоке» – просто понял, что не туда попал. На том собрании были люди, прекрасно все понимающие. Когда Калакин прочел свои стихи, Елена Некрасова обронила фразу: «Наконец-то у нас повеяло настоящей поэзией». Это спровоцировало негативную реакцию у некоторых членов Союза. Но все равно многие проголосовали за Калакина. Так что все неоднозначно и в нашей писательской организации. 

 

 

– Давай не будем клеймить всех, кто думает иначе, чем мы с тобой. Беда всех творческих союзов в том, что много людей случайных. И это проблема не только рязанская и не только писательская. Наша организация просто перестала выполнять свои «союзные» функции. Когда-то это было «прибежище комедиантов», содружество людей, хотя бы иногда бывавших «на одной волне». Я этого уже не застал,  но общался с людьми, для которых Союз был вторым домом: тогда писатели друг друга читали, обсуждали, вместе выпивали, куда-то ездили. То есть что-то живое там было. А сейчас ситуация другая. Нас слишком много и мы друг другу не интересны. Но так везде, а бывает и хуже! Когда я слушаю рассказы про другие местные писательские союзы, начинаю понимать, что у нас всего лишь тихое болото, где все спят, а где-то кипят страсти: интриги, подставы, гранты ничтожные друг у друга отбирают… Хотя по большому счету современные писатели давно существуют вне всяких союзов и это правильно. 

 

Знаешь, я столько раз слышал в свой адрес: «Какой же х... ты занимаешься!» Даже не обижаюсь. Но я убежден, что творческий человек совсем не обязательно должен спиться или пойти класть асфальт, если жизнь не предлагает красивой торной дороги. Можно найти себе приличное занятие, и я его искал, сказав себе: я должен зарабатывать именно литературным трудом. Хотя поначалу чем только ни приходилось заниматься – писал рекламу, слоганы, заказные статьи, даже не из-за денег, а из спортивного интереса.

 

Приличное занятие для интеллигентного человека – это очень важный фактор. В нашем городе много хороших, талантливых, образованных и при этом совершенно потерянных людей. Самый трагический пример – недавно ушедший из жизни Александр Осипов. Это ужас, когда человек такого уровня в итоге оказался не нужен никому, и помочь ему, видимо, было уже нельзя.

 

В нашем кругу все привычно жалуются: жрать нечего, литература никому не нужна. А предлагаешь нытику попробовать хотя бы сценарий в тот же «Часа суда» написать – мнется и отказывается. А в чем дело-то? Если не печатают твои произведения и ты никому не нужен – возьми и заработай. Мне вот по фигу: закрылся «Час суда» – десять новых программ открылось. И я точно знаю, что не останусь без работы. 

 

Есть, кстати, еще один повод для оптимизма. На телевидении почти нет конкуренции со стороны молодых. Раньше друзья-сценаристы опасались: вот сейчас придет молодежь, и нас всех задвинут. Но оказалось, наше поколение, напротив, с каждым годом все более востребовано. Потому что молодые, которые приходят, обычно не могут хотя бы даже грамотно связать несколько фраз. 

 

Каждую осень я получаю все больше предложений, но почти от всех вынужден отказываться, потому что невозможно охватить все. Вот только что, например, позвали шеф-редактором на программу для канала «Ю» – 150 000 рублей зарплата, но я туда не поеду, не хочется из Рязани уезжать.  

 

С годами все больше начинаешь ценить образование, которое нам дали – тот же РГУ, где Осипов нам преподавал. Не знаю, что сейчас там происходит, но меня выучили отлично. А когда вдобавок еще натаскали в Литинституте – я вообще уже ничего не боялся. Вот только в «большом кино» себя еще не пробовал, не было случая, хотя если очень захочу – могу и туда запрыгнуть. А ведь это всего лишь следствие образования и некоего уровня культуры. Потому что, когда приходишь в телекомпанию, то оказывается, что люди там преимущественно твоего возраста – мы говорим на одном языке, мы читали великую русскую литературу. И не только русскую. Скажи в нашем кругу слово «Фолкнер» – никто не испугается. А среди 30-летних сценаристов со вгиковским образованием – далеко не все поймут, что это не марка сигарет. Поэтому все не так уж плохо – и для меня, и для всего нашего поколения.