Карлсон попил, Карлсон поел, Карлсон сходил на балет «Спартак», Карлсона позвали на хоккей (правда, не на «Спартак»). Каждый шаг заокеанского репортера освещался так, как не освещались визиты глав государств. Да и те-то обычно освещаются фанфарно-протокольно, со словами про дружбу, партнерство, торговлю. Обычно в торжественных интерьерах и в костюмах. Хотя бывает, конечно, и без галстуков и пиджаков. Но так, чтобы поел, попил – и государственные СМИ тиражировали это с восторгом родителей, которые радуются, как кушает их ребенок, – это, конечно, было нечто неизведанное нами.

Журналист Такер Карлсон и президент Владимир Путин. Фото: пресс-служба Кремля

В какой-то момент в голове даже началась путаница. Потому что обычно это для репортера большая честь и профессиональная удача – взять интервью у главы государства, тем более такого, как Россия. А здесь уже непонятно было, кто кому оказывает честь. И ради кого это все затеяно. И уж точно ни одно интервью российским СМИ не подогревалось таким образом. Прямые линии, большие ежегодные пресс-конференции – это да, но и там было ясно, кто главный герой, а кто лишь средство донесения его точки зрения.

Становилось как-то даже неловко. Начинал чувствовать себя туземцем, к которому прибыл «белый господин».

Впрочем, если подумать хорошенько, это просто форма был экстравагантной, а содержание – как раз вполне привычным. В русле болгар, которые «восхитились».

Нам всегда было очень важно мнение заграницы. Сколько бы мы ни говорили о самодостаточности и особом пути. Сколько бы ни отмечали брезгливо, что с этой Европой – и тем более Америкой – нам все давно понятно и на мнение их нам глубоко наплевать. Как раз наоборот – очень не наплевать. И традиция эта старинная.

Я болельщик с раннего детства. Поэтому, наверное, так запомнил рассказ величайшего нашего хоккейного вратаря Владислава Третьяка. В Москву в начале 80-х прилетел величайший канадский хоккеист Уэйн Гретцки. В Канаде решили снять фильм – как двойной портрет двух гениев. Чтобы они вместе потренировались, погуляли по Москве, пообщались в домашней обстановке и все в таком духе. Так вот поселили Гретцки в несуществующем уже «Интуристе» на улице Горького (теперь снова Тверской). И величайший Третьяк, которого знал тогда каждый, ждал Уэйна на улице, потому что внутрь его не пускали. Это гостиница для иностранцев! На которых смотрели с подозрением, говорили, что буржуазное их влияние для нас опасно и что вообще из-за бугра к нам транслируются сплошь сомнительные ценности. Но условия иностранцам, приезжавшим к нам, создавали самые наилучшие, какие только могли создать. Чтобы пустить пыль в глаза и во все остальные органы чувств, понравиться им до слез и потом показывать их по Центральному телевидению в передаче «Советский Союз глазами зарубежных гостей», полной восторгов и елея.

Показывали это, кстати, советским зрителям, 99% из которых сами за рубежом даже мечтать не могли оказаться. Но что там думают о нашей стране, нам было чрезвычайно важно знать.

И это никуда не делось. Вместе с убежденностью в том, что простой народ-то за нас! Что это только правящие верхушки, военщина и воротилы мешают искренней дружбе между народами. И вот к нам приехал Такер Карлсон. Хороший американец, который поговорит с Путиным и откроет глаза Америке.

Хотя что вообще могло изменить это интервью? Как вообще может на что-то повлиять какая-то одна беседа? Если, конечно, во время нее герой не уходит в отставку либо не объявляет о начале или окончании военных действий. Тем более Владимир Путин за последнее время столько раз уже излагал нам свои взгляды на все вообще, что нас он вряд ли мог поразить каким-то новым откровением. Так, кстати, в итоге и вышло. Но неужели кто-то полагал, что стоит только президенту России поговорить с американским журналистом, как Америка немедленно «прозреет», а Запад кардинально поменяет свою политику?

В чудесном мультфильме Карлсон говорил: «Малыш, но ведь я же лучше собаки». Он стремился завоевать дружбу этого мальчика. Кажется, в реальной жизни мы с Карлсоном поменялись ролями.

* * *

Чем больше мы говорим о суверенитете, тем сильнее хотим понравиться кому-то за пределами отечества. Хоть Карлсону, хоть Дракону. В этом году Москву украсили в честь китайского Нового года. Не успели разобрать переливающихся огнями Снегурочек, Дедушек Морозов, оленей и елки, как на их месте появились драконы, китайские фонарики и сообщение столичной мэрии, что эти украшения будут в городе до весны. А скоро ли весна? И как мы поймем, что она наступила, если не иметь в виду исключительно календарь? Который тоже обманчив – ведь не бывает у нас весны с 1 марта.

Празднование Китайского Нового года в Москве, 2024 год. Фото: Михаил Метцель / ТАСС

Кстати, китайский Новый год – такая же ерунда, как католическое Рождество. Потому что 25 декабря Рождество празднуют не только католики. Вот и 10 февраля Новый год наступает не только для китайцев. Но именно в этом году мы решили отметить его официально, с поздравлениями нашего президента их председателю, праздничным убранством городов (ведь не только в Москве драконы и фонарики) иероглифами и «шаолиньской» музыкой. И это на фоне бескомпромиссной борьбы с Хэллоуином, святым Валентином и сданным в архив не менее святым Патриком.

Тыквы, клевер и валентинки нам чужды, а вот иероглифы – это теперь наше. Потому что Новый год китайский, может, и 10 февраля к нам пришел, а вот сам Китай пришел раньше и никакой весной уходить не планирует. И города наши «украшены» уже сотнями тысяч неведомых прежде марок китайских автомобилей, и западные товары, приборы и механизмы уже сплошь заменены китайскими, а пресловутое импортозамещение не так уж и нужно, когда столько всего китайского у нас теперь есть.

И можно было бы написать еще сотню строк. И я даже готов был это сделать. Но потом просто вспомнил слова Владимира Путина, сказанные им в прошлом ноябре на встрече с членами Общественной палаты. Про Александра Невского: «Он ездил в Орду, кланялся ордынским ханам, получал ярлык на княжение – в том числе и прежде всего для того, чтобы эффективно противостоять нашествию с Запада. Почему? А потому что ордынцы вели себя нагло, но они не затрагивали главного – нашего языка, традиций, культуры, на что претендовали западные завоеватели. И вот это – самое главное, потому что если разрушается культура, традиции и история народа, то народ постепенно начинает исчезать как этнос».

Для меня вот эти слова – едва ли не важнейшие, самые программные из всех программных. Поэтому на улицах и фонарики с драконами, и поток неизвестных еще вчера автомобилей.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Вместо невидимки – «министр в кроссовках»

Наши страницы в соцсетях