Потому что прелесть таких вечеров особенно ощущаешь, стряхнув с волос холодные дождевые капли, согрев ладони, и после промозглых городских улиц откинувшись в мягких креслах концертного зала. Томно окутывает приглушенный свет. Стремительными нотками рассыпается рояль. Глухим басом отзывается ему контрабас. Заманчиво поблескивает благородная медь саксофона. И чернокожий вокалист с необъятной фигурой в мешковатом пиджаке бархатным, проникновенным голосом поет о любви и расставании, о поцелуях и огне в сердце, словом, обо всем, о чем испокон веков поют все джазмены всего мира…

 

Концерт, прошедший в Рязанской филармонии 5 ноября, был первым в джазовом абонементе «Крамер Jazz». В прошлом году джазовые вечера в филармонии представлял известный пианист Валерий Гроховский, сыгравший под финал серии дуэтом со своим коллегой Даниилом Крамером. И так получилось, что тот подхватил эстафетную палочку. Так что в этом сезоне за джазовое настроение рязанцев отвечает Даниил Крамер.

 

Первый концерт оказался праздником «махрового» джаза, как обозначил его сам автор проекта. Классические джазовые стандарты, свинг, изобретательные импровизации. Для первого выступления знаменитый пианист собрал поистине интернациональную команду: израильский саксофонист Роберт Анчиполовский, польский контрабасист Войцех Пульчин и легендарный американский певец Кевин Махогани, входящий в пятерку самых востребованных и популярных на сегодня джазовых вокалистов мира.

 

Рязань стала 19-м городом, где выступила звездная команда. «Это наш первый месяц вместе. Первый и единственный», – как рассказал после концерта Даниил Крамер:

 

– С Робертом мы играем уже давно. Пять лет назад, когда он впервые приехал в Россию, у нас был совместный тур. Мы тогда очень понравились друг другу, и Роберт имел такой успех в России, что с тех пор он отсюда не «вылазит». Можно сказать, что теперь он уже не израильский, а израильско-русский саксофонист. С Кевином мы познакомились месяц назад. 9 октября мы все встретились в России, в аэропорту, познакомились и сразу улетели в Петрозаводск, где состоялась первая репетиция. С тех пор мы так и колесим по всей стране. Послезавтра у нас последний концерт в Волгограде, после чего мы все разъезжаемся. За это время мы проехали два десятка городов и концертных залов, включая Большой зал Санкт-Петербургской филармонии. Это обычная джазовая практика: собрали проект, откатали его, разошлись и дальше каждый пойдет своей дорогой.

 

 

– Планируется приезд Бориса Мальковского, польско-израильского аккордеониста. Он играет весьма своеобразную музыку: смесь джаза, современной музыки, израильских интонаций и еще неизвестно чего!.. Прозвучит дуэт аккордеона и рояля, что крайне редко встречается в джазе, если вообще встречается. В России настоящий джазовый аккордеонист один – Владимир Данилин. По крайней мере, я больше никого не знаю. Аккордеон в джазе – очень необычный вид «транспорта».

 

 

– Россия только начинает жить нормальной джазовой жизнью. Это только начало, ничего интенсивного в российском джазе пока нет. Надо понимать, как живет любой город западной Европы, какой поток джазовых музыкантов проходит там! Для примера, мои родители живут в Любеке, небольшом, по немецким понятиям, городе: порядка 250 тыс. жителей. Но там невероятная музыкальная жизнь! Школы, церкви – все превращено в концертные залы. Приезжают малоизвестные музыканты, выступают мировые звезды. Процесс идет непрерывный, все зависит только от количества денег, класса продюсеров и возможностей зрителей. У российских городов тоже есть для этого все шансы. Было бы желание – приедут все с удовольствием. Музыканты этим живут.

 

 

– Мне стыдно. Но для того чтобы я знал рязанских джазменов… Вот смотрите, приехал Кевин Махогани, приехал Роберт Анчиполовский. Но никто не подошел, не познакомился, не принес материалы. Все джазмены России знают, что я не только музыкант, но еще и продюсер. Если бы этот концерт проходил в Америке, то здесь бы уже стояла очередь из музыкантов со своими записями!.. На электронную почту непрерывно идут письма! А в тех городах России, по которым мы проехали, ни один человек не пришел и не принес материалы. И после этого вы задаете мне вопрос, знаю ли я кого-нибудь из рязанских джазменов!? Может быть, кто-то из них прямо сейчас упустил свой шанс выйти на большую сцену вместе со мной… Никто этого не знает. Наше дело – разглядеть музыканта.

 

 

– Это все весьма своеобразные личности, каждая из которых очень запоминаема, начиная с этой личности справа (кивает на Роберта Анчиполовского, сидящего справа на диване, – В.Н.). Джазовые музыканты высокого уровня – это необычные люди. И, наверное, в этом и состоит мой класс менеджера – умение с ними общаться.

 

 

Роберт Анчиполовский: Я начинал как классический музыкант. Любому музыканту, как я считаю, нужна база, без которой не обойтись. Многие начинают сразу с джаза, и зачастую выглядит это довольно однобоко: нет нормальной артикуляции, звука, интонации. Поэтому классика должна быть на первом месте. Что касается меня, я уже давно ее не играю, потому что далеко ушел в джаз. Но когда я вижу, что появляются музыкальные проблемы, то возвращаюсь на кларнете к Моцарту, Веберу.

 

У того же Чика Кориа был период, когда он играл джаз-рок и перешел на клавиши. И после этого потерял свою форму как пианист. В результате было возвращение в классику. Чик Кориа, Кит Джаррет записывали классическую музыку, но потом признавались, что тем самым утратили свою аудиторию. Они заработали деньги, но потеряли гораздо больше: людей, которые их слушали.

 

Даниил Крамер: Что касается меня, то я изначально классик. До 20 с лишним лет для меня существовала только классика, я вообще не считал джаз за музыку. Но потом все переменилось, я повзрослел, услышал, как играют настоящие джазовые музыканты. У меня все изменилось в голове, и я понял, что хочу овладеть этой музыкой. Но никогда не переставал играть классику! И играю ее по сегодняшний день. Я не считаю себя настоящим джазменом. Вот Роберт играет хорошо продвинутый бибоп. Мой же джаз – в смеси с классикой, это моя стилистика. Как только начинаю играть свои вещи, то сразу прорывается то Чайковский, то Григ... Но это нравится мне, нравится моей аудитории в разных странах, и делаю я это с удовольствием. С другой стороны, будучи таким музыкантом, я не предлагаю только таких, как я. Привожу музыкантов, напрочь на меня не похожих! На фестивали, где я являюсь арт-директором, приглашаю исполнителей, которые могут не нравиться мне в музыкальном плане. Но если вижу, что они великолепны и нравятся публике, то оставляю свой вкус в стороне и включаю их в программу. Как человек, который хочет показать джазовую палитру как можно шире, я иду на это.

 

 

Д.К.: Не я называл «Черным джазом». Хотя понятие белый джаз существует. Диксиленд – это белый джаз, потому что его делали белые. Весь остальной джаз делали черные. Но деления в современной музыке на черный и белый джаз, по сути, нет. Есть джаз. Он любой. Он не знает цвета кожи, не знает границ, дискриминации, ни черта не знает! Он знает только одно: умеешь ты играть или нет.

 

 

Д.К.: Джазмены очень хорошо умеют делать то, что политики умеют делать только на словах. Политики очень активно говорят о понимании, а джазмены показывают его реально на сцене. Если бы руководители стран хорошо понимали друг друга, с полуслова, то не было бы войн, непрерывной лжи. Так что все лозунги о взаимопонимании – это только слова. Может быть, политики им и обладают, но изо всех сил не используют, потому что политика – это игра, где есть только понятие выгоды. А если джазмены выйдут на сцену, не найдя общий язык, то вы уйдете из зала через секунду.