В начале августа (5.08 и 12.08 с.г.) Рязанская «Новая» опубликовала полемическую статью известного рязанского педагога Александра Николаевича Бабия «Кому доверена судьба страны». Несмотря на известность автора и дискуссионный характер статьи мы не ожидали, что этот материал вызовет сразу несколько противоречивых откликов, которые мы выносим на ваш суд без купюр.



За все беды народные в конце концов
несет ответственность интеллигенция.
М. Горький

Вот и вырвалась стоном измученной души статья нашего рязанского интеллигента-патриота Александра Николаевича Бабия. Но окажется ли все гласом вопиющего в пустыне? И я (по Платону) тоже за то, чтобы государством управляли фило­софы-мудрецы. Или хотя бы прислушивались к их советам.

Великий Наполеон назначил своего учителя по Военной школе, известного математика-астронома Лапласа, министром внутренних дел, а другого своего преподавателя, создателя начертательной геометрии, назначил морским министром. Так почему бы и рязанской власти не сделать нашего Бабия министром просвещения? Или, чтобы так поступить, мешает отсутствие наполеоновской гениальности?

Начну с себя. Я горжусь тем, что знаком с Александром Николаевичем. В 70–80-е годы я работал инструктором-методистом областной организации Всесоюзного общества книголюбов, а Александр Бабий был членом правле­ния нашей областной организации. Он и тогда удивлял нас своими страстными, неординарными, аргументированными и граждански прочувствованными выступлени­ями.

Да и продолжение моей карьеры после Общества книголюбов связано с по­днятой темой: я 12 лет проработал в Кораблинском районе в деревне Ковалинка в малокомплектной восьмилетней школе учителем английского языка и физ­культуры. Это были лучшие мои годы: я делал все, что хотел, получая поддержку от председателя колхоза и директора школы.

Учитель на селе – это не учитель в городе. В городе он – мелкая сош­ка, а в деревне он – целый комбайн. По значимости учитель на селе, по-моему, стоит на втором месте сразу после председателя колхоза. Помню, прочтя в журнале «Физкультура в школе» о том, что коломенский завод изготовляет на про­дажу полный набор спортивного инвентаря для школьного стадиона (футбольные ворота, баскетбольные щиты, гимнастический городок с полосой препятствий, штанги и другое), побежал в правление колхоза, подошел к машине готового уже отъехать Виктора Ивановича Рыжкина, объяснил ему суть и пока­зал журнал. Предколхоза прервал меня вопросом, сколько будет стоить, а затем бросил из отъезжающей машины: «Выписывай». Вот как оперативно решались вопросы.

Я был счастлив, впрягшись в настоящее дело. Достроили самый лучший школьный стадион в районе: 60-метровое футбольное поле, 200-метро­вая беговая дорожка, по которой можно было бегать босиком. Первым, кто снял такую пробу, помню, хотя прошло 35 лет, невысокого роста Вася Чужаков. И все ребята, как правило, ра­ботали с удовольствием, даже с каким-то напором в ожидании конечного результата.

Колхоз с символическим и для меня названием «Новая жизнь» приобрел нам форму и бутсы, и мы   стали бессменными победителями разных турниров и первенств. А потом мы создали и колхозную футбольную команду, играли в районном пер­венстве. Всего этого могло бы и не быть, если бы не было школы.

На дворе стояли 70-е, а у нас были (на всех!) лыжи с пластиковым покрытием и, конечно, с ботинками. Все 57 учившихся в Ковалинке детей были обеспечены конь­ками. На соседнем пруду всю зиму играли в хоккей с мячом. Уже в 80-х нас снимало местное телевидение, принимал и поздравлял первый секретарь рай­кома партии, будущий губернатор Рязанской области Вячеслав Николае­вич Любимов. Какие были способные ребята! Например, Сережа Соловьев, он с угла площадки мог забить в ворота гол. Я хотел отправить его в Рязань на подготовку во взрослую команду. Но когда я обратился в областной спорткомитет, в частности, чтобы нам подыскали по игре в хоккей с мячом партнеров, на нас замахали руками, дескать, у нас разваливается взрослая команда, а тут им пре­длагают заняться школьниками.

У нас были пневматические винтовки – мы стреляли в импровизированном тире. Адаптировали под свои правила регби, и ребята с удовольствием играли в эту игру круглый год. Занимались боксом. Летом регулярно ходили в походы по своему и соседним районам – пешком, со сво­ими палатками. Были и в Ерлине, где находится «старший брат» сочинского ден­дрария, основанного нашим земляком С.Н. Худековым, на Пронской ГРЭС, старожиловском конезаводе, даже побывали на Средней Волге, посетили Вол­жскую ГЭС и полазили по Жигулевским горам...

Все это я к тому, чтобы вы представили, что может сделать учитель на селе. Он пре­образует жизнь и быт, двигает культуру. Я отучал молодых колхозников курить. Бежим на футбольной тренировке в борьбе за мяч, мне 45 лет, а ему 25, а бежать трудно: прокопчены легкие, сам обещает: «Все, бросаю курить». Меня заочно на кол­хозном собрании выбрали председателем общества трезвости. На своем примере отучал детей и взрослых материться.

Тут я как-то незаметно подошел к теме феминизация школы, то есть перенасыщению школы женскими кадрами. Женщина-учитель не стала бы строить стадион, играть в хоккей, биться в боксе, и многое другое. Женщине присущ охранительный рефлекс: «просто нельзя», потому что нельзя. Женщина-учитель более консервативна – такой подход, кстати, устраивает большинство сельских девочек.

А мальчиков должен воспитывать педагог-мужчина. Мальчики более активны, чем девочки, они спрашивают: «А почему нельзя? а как можно?». А мужчине в деле воспитания присущ конструктивный подход. Мальчик-подросток от педа­гога-женщины не получает ответы на вопросы пробуждающейся в нем мужской стати, он замыкается или развивается не прямо, а вбок, вкривь.

В мою бытность инструктором-методистом мне запомнилась школа №43 на ул. Дзержинского в Рязани. Директором ее была Екатерина Аполлоновна Самсонова. Она гордилась тем, что у нее в школе «работают полтора мужчины», значит, один на ставку и еще один на полставки. Дескать, с мужчинами трудно работать, они не всегда соглашаются с начальством, имеют свое мнение, да еще и смелость его высказывать. Я шел по коридору школы, и мне навстречу шли мальчики: все в пиджаках, затянутые во взрослые галстуки, шли, как оловянные солдатики. А девочки передо мной припадали в глубокий книксен. Вот она, женская муштровка, доведенная до абсурда, когда выхолощена творческая суть молодости.

И вот сейчас мне пришла крамольная, но удивительная мысль: Советский Союз пал, развалился в одночасье, как глиняным колосс, из-за некачественного, сырого и граждански незрелого мужского материала, поставляемого фактически «женскими» школами, на 80–90% уком­плектованными педагогами-женщинами. Будущий мужчина рос в порочном кругу спло­шного матриархата: дома матриархат, в школе тот же самый матриархат. А кто столь преступно феминизировал нашу школу? Наше государство во главе с правительством, сначала советским, теперь нынешним. При помощи заниженной планки оценки труда учителя.

Хотите завалить любое дело – снижайте оплату труда. Средняя оплата труда учителя в нашей стране составляет всего 66% от средней зарплаты всех профессий в на­шей стране. В Америке этот показатель составляет 129%, и притом там и так высокие зарплаты. И все это как лакмусовая бумажка определяет истинное отношение властей не только и не столько к учителям, а к своему будущему.

Уважаемая Надежда Константиновна (нет, не Крупская, а рязанский министр образования – Бушкова), не троньте, не разрушайте, не ликвидируйте сельскую школу! Ведь село – это давно, веками настоявшийся мир, центром которого явля­ется – школа.

Ликвидируя сельские школьные классы, мы, того не ведая, убиваем крестьянство как класс. Упраздняя деревенские школы (только по Рязанской области 83 школы закрыты с 1 сентября 2010 г. – Ред.), мы тем самым подрываем корни селу, сельскому хозяйству, всей стране. Все это нам еще аукнется.