30 ноября 2009 года в Мюнхене начался суд над бывшим охранником фашистского лагеря смерти Собибор Иваном Демьянюком. Последний процесс над нацистом – или один из последних… Главным свидетелем обвинения на суде выступает вырвавшийся из немецкого ада голландец Томас Блатт. Кроме него из узников Собибора в живых осталось всего трое: Аркадий Вайспапир и Семен Розенфельд в Израиле и Алексей Вайцен в Рязани.
Я пришел к Алексею Ангеловичу с фотографией Ивана Демьянюка. Узнает ли он его? Демьянюку примерно столько же, сколько Вайцену. Но между их жизнями целая пропасть.
Нажимаю кнопку звонка небольшой квартиры в центре Рязани. За дверью – шаркающие шаги. На пороге пожилой мужчина небольшого роста в стареньком коричневом пиджаке. На лацкане два ордена Отечественной войны, Красная Звезда и медаль «За отвагу». Алексей Вайцен – человек-легенда. Легенда, о которой почти никто ничего не знает. Впрочем, так же, как и о концлагере Собибор и восстании в нем. Сейчас Алексею Ангеловичу 87 лет. 65 из них он в своей памяти хранил то, что решил рассказать лишь сегодня.
Алексей Ангелович Вайцен
Футболист из Ходорова
О себе Алексей Вайцен рассказывает скупо:
– Родился в 1922 году в Польше, в еврейской семье. Вскоре мои родители Рахиль и Ангел Вайцены с нами – четырьмя детьми – переехали в городок Ходоров около Львова. Здесь я учился в школе. А еще играл в футбол, даже признали лучшим нападающим молодежной сборной Западной Украины. Стартовая скорость хорошая была. Она мне потом не раз жизнь спасала. В сентябре 1939 года Западную Украину присоединили к СССР. В сороковом я закончил школу, учился хорошо, три языка знал. Взяли работать секретарем в местную прокуратуру. В феврале 1941-го призвали в Красную Армию. Служил на границе, в городе Рава-Русский. Играл в футбол за команду дивизии. В воскресенье, 22 июня, должен был быть очередной футбольный матч, но утром началась война. Часть вся в летних лагерях. Лишь мы, футболисты, остались в городе. Границу тогда удержать не удалось. Оказались мы в тылу у немцев. Шли к линии фронта, но она уходила от нас быстрее. У станции Христиновка вступили в бой. Тогда меня ранили, и я первый раз попал в плен. Долго в плену не засиделся – сбежал. Встретил таких же, как и я, людей, которые хотели бороться. Нападали мы на полицейских, отнимали оружие. В декабре опять не повезло: полицаи выследили меня, повели на расстрел. На месте расстрела я вспомнил о своей стартовой скорости: бежал быстрее пули. Пуля меня не догнала. Но через месяц снова угодил в засаду. Оказался в Тернополе, в тюрьме. Решил и оттуда бежать, но как? Уголовников посылали на работы. Я прикинулся вором-домушником, пригодился опыт работы в прокуратуре. Так я оказался на расчистке завалов. Оттуда до свободы было рукой подать. В 19 лет бегается легко.
К тому времени на занятой территории Западной Украины уже свирепствовала гитлеровская «операция Рейнхард» – секретный план поголовного уничтожения еврейского населения Европы. Гитлер называл это окончательным решением еврейского вопроса. В Польше было построено три концентрационных лагеря: Треблинка, Белжен и Собибор. Истребление евреев эсэсовцы организовывали с привлечением местных националистов. Лидеры организации украинских националистов (ОУН) заявляли, что коммунизм на Украину занесли «жиды и москали». Главнокомандующий Украинской повстанческой армией Роман Шухевич, чьим именем сейчас называется улица Львова, требовал от подчиненных беспощадно уничтожать евреев. Для этой цели немцы при пособничестве ОУН сформировали даже два батальона молодых украинцев – вспомогательная сила при проведении погромов.
– Во время одного из погромов в Ходорове убили мою сестру Риву и маму с отцом, – вспоминает Алексей Ангелович, – братьев Самуила и Михаила тоже схватили. Это я узнал уже потом. Я же через три дня после побега из Тернопольской тюрьмы был опять схвачен во время облавы, уже немцами. Немцы быстро вычислили мое происхождение. Так я оказался в эшелоне смерти.
Собибор
Для 250 000 евреев из Голландии, Австрии, Польши, Чехословакии, Франции и России это маленькое польское местечко в Люблинском воеводстве вблизи Влодавы стало местом, где заканчивался Свет. Вспоминать об этом Алексею Ангеловичу тяжело. Он однажды попытался это сделать. Воспоминания привели к инфаркту. Что же надо было тогда пережить этому человеку, если только воспоминания через столько лет заставляют рваться сердце, не в переносном – в прямом смысле. Смотря на газету с портретом Демьянюка, он вдруг напрягается, опять хватается за сердце. Но продолжает рассказ.
– Этот лагерь смерти построили в марте 1942 года. Там было три сектора: сектор прибытия, рабочий сектор и зона уничтожения. В лагере работали портные, сапожники, столяры. Я оказался двенадцатым, выжившим из всего эшелона. Назвался портным. Для немцев портные перешивали одежду людей, которые ушли на смерть. Меня поставили работать сортировщиком одежды. Перед смертью люди снимали с себя одежду якобы для дезинфекции. После каждого эшелона оставались горы одежды, в том числе детской. Я до сих пор помню эти груды маленьких ботиночек.
Чуть ли не каждый день приходило по эшелону. Вначале людей просто расстреливали. Потом построили газовые камеры, привезли танковый двигатель. Людям говорили, что их ведут в баню, заставляли раздеваться. Заводили в барак-парикмахерскую. Я видел, как женщин стригли перед смертью. А затем охранники загоняли узников в газовые камеры и там травили угарным газом. Рабочие-узники уносили трупы. Затем их уничтожали. Когда одни охранники заталкивали людей в газовые камеры, другие гоняли по хозяйственному двору несколько сот гусей. Гогот гусей заглушал крики людей.
В нашем лагере вновь прибывшие жили не более двух часов. Это был конвейер. Казалось, что остановить его невозможно. В Собиборе вместе со мной оказались и мои братья Самуил и Михаил. Михаила убили.
Палачи и пособники
Многих из палачей Алексей Вайцен помнит до сих пор.
– Комендантом первого сектора лагеря, где я находился, был Карл Френцель.
Я напоминаю Вайцену, что Карл Френцель пережил войну. В 1965-м вместе с еще одиннадцатью палачами Собибора он предстал перед немецким судом в городе Хагене. Был признан виновным в том, что причастен к убийству в газовых камерах 150000 человек. Суд приговорил его к пожизненному сроку, но отбыл в заключении он всего 16 лет.
Вайцен вспоминает Курта Болендера. Перед судебным приговором в Хагене в 1966 году организатор «разгрузок» газовых камер Курт Болендер, обвинявшийся в убийстве 360 человек и содействии в убийстве еще 86000, повесился в тюремной камере.
А еще Вайцен рассказывает о немце Густаве Вагнере, который убивал вырванных из рук матерей грудных младенцев, и о Пауле Бредове, тот стрелял из пистолета по «движущимся целям», 50 убитых в день – его норма.
– Но кроме эсэсовцев в Собиборе свирепствовали и охранники, – продолжает Алексей Ангелович, – многие из них – бывшие военнопленные. Они сами дали согласие немцам работать в лагерной охране. Вот и Иван Демьянюк. Эти прихвостни фашистов не отставали в бесчеловечности от своих хозяев: загоняли обреченных в газовые камеры, избивали их, убивали. Немцы не зря присвоили им звание вахманов (охранников в войсках СС).
Я зачитываю Вайцену выдержки из протоколов допросов этих самых охранников.
Вахман Иван Козловский спокойно рассказывает, как до отказа набивал людьми газовые камеры. Старший вахман Михаил Разгоняев говорит об убийствах людей, как о вполне будничной работе.
После войны многие из этих сообщников нацистов пытались раствориться среди людей и избежать наказания. Надеялись, что мир забудет их злодеяния. А мертвые не заговорят. Кто же знал, что останутся в живых узники Собибора, которые смогут их опознать. В том числе и Алексей Вайцен.
Восстание с двумя топорами
– 22 сентября 1943 года в Собибор прибыл эшелон из Минска – 600 военнопленных из минского трудового лагеря доставили для уничтожения. Среди них был Александр Печерский – лейтенант Красной Армии. Его немцы отобрали в рабочую команду. В рабочем секторе лагеря мы с ним и познакомились. Мы работали, а эшелоны продолжали приходить. Гуси продолжали кричать…
Мы понимали, что рано или поздно и нас всех уничтожат. Тогда и возникла мысль о побеге. Но как бежать? Кругом эсэсовцы, вооруженные охранники, пулеметы на вышках, колючая проволока с электрическим током, минные поля вокруг лагеря. А из оружия – два топора. Но и лагерь – это смерть. Восстание хоть кому-то давало шанс на свободу и месть. Попытки побега нередко проваливались. Находились предатели, которые за пайку хлеба предавали. Была еще и коллективная ответственность: за побег одного расстреливали многих. И чтобы спастись, одни выдавали других. Поэтому бежать надо было всем лагерем. Мы понимали: те, кто останется, будут уничтожены за убежавших. А кто начнет прорываться, будет расстреливаться с вышек, погибать на проволоке с током и минных полях.
Подготовку к восстанию возглавил Александр Печерский. Не все были согласны на побег. Многие верующие евреи решили остаться, надеясь на милость Бога.
Восставшим с парой топоров необходимо было победить сотню вооруженных мучителей. Такое восстание может показаться абсурдом. Но то, что произошло дальше, перевернуло все понятия о боевом искусстве. Воля человека к жизни нередко побеждает смерть.
– 14 октября 1943 года, – рассказывает Вайцен, – мастеровые, перешивавшие для эсэсовцев одежду и обувь, пригласили их на примерку. Сначала в портняжную мастерскую явился начальник лагеря гауптштурмфюрер Иоганн Норманн. Во время примерки костюма получил удар топором по голове. Потом неудачно «примерил» сапоги начальник охраны лагеря Иохим Грейтшус и кожаное пальто – унтершарфюрер Йозеф Вольф. Оба были убиты. Такая же участь постигла большинство других эсэсовцев. Повезло лишь Карлу Френцелю. Он в названное время не пришел посмотреть на заказанный им шкаф.
Используя немецкую пунктуальность вовремя являться на примерки, заключенные в течение одного часа отправили на тот свет почти всю администрацию лагеря. Теперь оставались пособники немцев – охранники. Они могли обнаружить трупы фашистов и поднять тревогу. Вошедший в сговор с восставшими капо Бжецкий в назначенное время свистком подал сигнал к построению. Заключенные вышли из бараков и построились. Печерский крикнул: «Товарищи! К воротам!» Люди ринулись на штурм ворот и оружейного склада.
Что было дальше, вспоминает Алексей Вайцен:
– Я руководил группой, которая вступила в бой с охраной лагеря, чтобы безоружные люди в это время могли добежать до леса. У нас были свои снайперы, которые из захваченного оружия стреляли по вышкам. Телефонную связь и подачу тока на ограждения мы отключили заранее. Люди бросились рвать колючую проволоку лопатами. У кого было оружие, стреляли, у кого не было, бросали в охранников камни, засыпали им глаза песком. Прорвались за ограждения. Тут надо было на мины кидать доски и камни, чтобы они разорвались. Но, убегая, этого уже никто не делал. Первые, кто бежал, подрывались на минах. Их смерть давала возможность выжить другим.
За три недели в самый разгар войны в лагере Собибор было подготовлено и осуществлено восстание, окончившееся победой, – единственное успешное восстание узников лагерей смерти за всю историю Второй мировой войны.
Восстание это могло стать позором рейха. Администрация лагеря уничтожена, охрана разбита. Изможденные, едва державшиеся на ногах заключенные победили хваленую немецкую машину смерти. Около 400 узников вырвались на свободу. Они могли рассказать миру о происшедшем.
По приказу Гиммлера Собибор был стерт с лица земли. Всех узников, оставшихся в лагере, уничтожили. Ничто никому не должно было напоминать об этой фабрике смерти. Леса вокруг лагеря периодически простреливались пулеметным огнем с самолетов.
– Мой брат Самуил тоже смог вырваться из лагеря. Бежал он в другой группе, скрывался в польском лесу. Его обнаружили помогавшие немцам поляки и убили. Мне, Александру Печерскому и еще нескольким нашим удалось добраться до Буга. Молодой поляк проводил нас до реки, дал еды, подсказал, как найти партизан. Разные были поляки… Потом мы переплыли Буг и попали на территорию Белоруссии. Лагерь – это ад. Но я остался жив. Видимо, меня оберегал ангел.
– Отчество у вас хорошее – Ангелович, значит, сын ангела, – замечаю я.
Жизнь после смерти
– Переправились через Буг, – продолжает Вайцен, – встретились с партизанами. Сначала я воевал в партизанском отряде имени Фрунзе, затем в Красной Армии, служил в полковой разведке, ходил в рейды. В 1946 году мотострелковая дивизия, в которой я служил, стала 76-й десантной. Стал десантником, в должности старшины десантной роты прослужил сначала в Пскове, а потом в Рязани еще целых 20 лет – до 1966 года, совершил 998 прыжков с парашютом, стал мастером по парашютному спорту, играл в футбол.
После демобилизации работал в организации «Рязаньэнерго».
За трудовую деятельность Вайцен был награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. А вообще – медалей у него много, все запомнить невозможно.
– О Собиборе я пытался забыть. После войны государство не очень жаловало тех, кто был в плену. Как будто это была вина плененных, а не самого государства. Даже ближним старался не рассказывать. Александру Печерскому повезло меньше, чем мне. Он тоже после лагеря воевал в партизанах и в Красной Армии. Но бдительные органы раскопали, что он был в плену. Борьба с немцами в Собиборе только усугубила его участь: пленный, и этим уже запятнавший как бы свою честь. Наша победа оказалась тогда никому не нужна, кроме нас самих. Александр Печерский был отправлен «для искупления своих грехов», а точнее, грехов государства, в штурмовой – штрафной батальон. Шансов остаться в живых там было мало. Он искупал «свою вину» кровью. Искупил. Во время очередной атаки штрафников его тяжело ранило. И только тогда появился документ о его «благонадежности». После войны он вернулся в Ростов, из которого уходил на войну. Но вплоть до 1953 года для бывшего пленного офицера Красной Армии и штрафника Александра Печерского не находилось работы. О его подвиге забыли. Кроме нас – тех, кто был с ним в Собиборе и остался жив. Я был у Печерского в гостях в Ростове. Жизнь не сломила его.
Они встретились в Ростове 14 октября 1968 года в день 25-летия своей победы в Собиборе – шесть оставшихся в живых узников: Ефим Литвиновский, Аркадий Вайспапир, Александр Печерский, Алексей Вайцен, Наум Плотницкий, Семен Розенфельд – немногие из тех, кто вырвался из рук палачей.
Возмездие
Палачам и их пособникам не удалось уйти от возмездия. В 1963-65 годах в Киеве прозвучали судебные приговоры для вахманов Собибора. Эммануил Шульц, Филипп Левчишин и еще 11 были приговорены к смертной казни. Иван Терехов – к 15 годам лишения свободы. Ивана Демьянюка на этом процессе не было.
Еще один такой судебный процесс над шестью охранниками прошел в 1965 году в Краснодаре.
– Я на этом суде выступал, – говорит Алексей Ангелович. – Я опознавал этих мерзавцев на следствии. Один из них – охранник Зайцев, я его на всю жизнь запомнил. А еще был вахман по фамилии Поденок. Он 20 лет скрывался, работал учителем. А до этого загонял детей в газовые камеры. Вахман Матвиенко давал суду показания, как они стреляли в людей и заталкивали их в газовые камеры.
Сколько их таких – стрелявших в людей и толкавших детей и женщин в газовые камеры Собибора – еще продолжало жить и ходить по Земле все эти годы? Тот же Иван Демьянюк. В начале 50-х он появился в Америке. В 1981 году был лишен американского гражданства и предстал перед судом в Израиле за службу нацистам в лагере смерти Треблинка. В 1988 году был приговорен к смертной казни. Но это решение суда было отменено. Другой суд посчитал, что достаточных доказательств виновности Демьянюка нет. Для того чтобы уличить убийцу, нужны свидетельства убитых. А они молчали.
Демьянюк вернулся в США. Однако расследование его деятельности продолжалось. Еще 10 лет работы соответствующих служб понадобилось на то, чтобы в 2002 году американский суд все-таки установил, что Иван Демьянюк действительно служил охранником в лагере смерти Собибор. В 2005 году было принято решение о его депортации в Германию. Его снимки появились в прессе. Вместе с фотографиями огромного кургана из костей и пепла сожженных в Собиборе людей.
– Смотри, как заматерел, – вырывается у Алексея Ангеловича, взявшего из моих рук газету с портретом Демьянюка. – В Собиборе он был молодым, – на глазах у бывшего узника выступают слезы, – но я переживу его все равно, жертвы должны жить дольше, чем палачи…
А я подумал вот о чем: может быть, нашим депутатам и президенту России в канун 65-летия Великой Победы стоит возвратиться к подвигу Александра Печерского и рассмотреть вопрос о присвоении ему звания Героя России. Пусть посмертно. Пусть с опозданием… Жертвы действительно должны жить дольше палачей. Хотя бы в памяти.
P.S. Этот материал был опубликован в «Новой» в 2009 году.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ