Фото Андрея ПАВЛУШИНА

 

 

Известный исполнитель и Рязанский губернаторский симфонический оркестр под управлением Сергея Оселкова представили слушателям «Впечатления во французском стиле». Такое название получила программа вечера, включившая этапные произведения крупнейших французских композиторов Эдуара Лало,  Клода Дебюсси и Мориса Равеля.

 

Несмотря на яркую индивидуальность каждого композитора, их объединяют эмоциональность, открытость и утонченное восприятие мира, свойственные импрессионистической звукописи. Начало французским впечатлениям положил Концерт для виолончели с оркестром Эдуара Лало, блестяще исполненный Сергеем Антоновым и РГСО. Вместе с солистом Сергеем Мунинкиным оркестр сыграл Рапсодию для кларнета с оркестром Клода Дебюсси. Второе отделение открылось симфоническим эскизом «Море» Клода Дебюсси. А гипнотическая и торжественная «Павана на смерть почившей инфанты» Мориса Равеля так заворожила зрителей, что оркестр снова и снова вызывали на «бис»!

 

Открывая рязанцам звездные имена, филармония продолжает искать и новые формы общения. Постоянные зрители уже знают, что на концерты из цикла «Академия» следует приходить на полчаса раньше. Так было и в этот вечер: выступление предварила лекция музыковеда Галины Ганиной. А в финале всех ждал приятный сюрприз – творческая встреча с Сергеем Антоновым.

 

Открытый и общительный музыкант охотно принял участие в импровизированной пресс-конференции со зрителями. А двумя часами ранее выдержал такую же пресс-конференцию с рязанской прессой. Журналисты с удовольствием разглядывали ярко-алый кофр его виолончели с пикантными наклейками, не уступающими багажу бывалых рок-звезды. А подмеченный в дорожном чемоданчике спортивный журнал позволил говорить на самые разные темы: от музыкального образования до подводного плавания.

 

 

– Да, это был выбор мамы. Она преподает в Центральной музыкальной школе по классу виолончели, и первые 12 лет меня учила именно она. Папа тоже был виолончелистом, так что все сложилось вполне ожидаемо.

 

 

– Есть простой ответ на этот вопрос: так сложилась жизнь. Я оказался в Америке, возникли знакомства, и было принято такое решение. Ну и если рассуждать более обстоятельно, то в XXI веке музыканты, особенно исполнители, должны получать более широкое образование. В музыкальной сфере есть понятие «русской школы», его никто не отрицает, но, тем не менее, кругозор музыканта должен быть более широким. Кто-то принимает решение ехать в Европу, кто-то – в Америку. Миры разные, но если есть такая возможность, ею надо пользоваться. Видение и понимание музыки абсолютно разное. Неважно, согласен ты с новым знанием или нет, но это постижение откладывается в подкорке и в итоге влияет на человека. Музыка и исполнение – это категории абсолютно субъективные. И, как в случае с любым субъективным предметом, их нужно изучить со всех сторон, чтобы достичь чего-то значительного.

 

 

– Надо признать, что условия для работы музыкантов за рубежом несравненно лучше. Но там есть другие особенности. Случалось, например, такое: идет репетиция, остается доиграть полстраницы, и вдруг объявляют, что репетиция закончена. С российскими оркестрами у меня такого не было никогда в жизни! Если нужно что-то доделать, повторить, на это время не жалеют. Но в целом различий стараюсь не делать. Я вообще люблю играть. Особенно, когда хороший оркестр, хорошая музыка, дружеское сотрудничество. Причем хочется больше уделять внимания не столичным оркестрам. В России масса коллективов, где люди работают на энтузиазме, что иногда дает потрясающие результаты.

 

 

– Я придерживаюсь мнения, что кругозор слушателя надо расширять. И если есть возможность выбора, то стараюсь предложить не традиционную афишу.

 

 

– Да, это был довольно смелый совместный проект с Московской филармонией. Увертюру к «Ромео и Джульетте» Чайковского мы переделали в концерт для виолончели с оркестром. И Андрей Микита провел огромную работу по переложению, аранжировке, переоркестровке. В тот год мы ее играли довольно много, и хотелось бы надеяться, что кто-то из виолончелистов обратит на нее внимание.

 

 

– Дело в том, что одному мне бы и хватило. Но я же не один виолончелист! И если, например, в каком-то городе с оркестром играют четыре виолончелиста в год, на следующий год – еще четыре, то за несколько лет весь популярный репертуар для виолончели будет исчерпан! Поэтому я и стараюсь искать новые вещи. Музыканту нельзя стоять на месте. Проводить годы активной концертной деятельности, играя три-четыре концерта, не делая ничего нового, – это провал. Наша задача, как исполнителей, увидеть в новом произведении потенциал и представить его зрителю. И очень хочется, чтобы публика доверяла нашему вкусу. Все-таки если мы ставим какое-то малоизвестное название в афишу, то стоит довериться нашему вкусу. Предлагая что-то новое, я порой сталкиваюсь с ситуацией, когда мне испуганно заявляют, что люди на это пойдут. И, как ни странно, это часто происходит в столичных залах. Хорошо, давайте в сотый раз играть «Рококо»!

 

 

– Конечно, чем выше мы поднимаемся в своем карьерном статусе, тем больше к нам доверие. Чем громче имя, тем больше свободы. Если приезжает Спиваков, Башмет, Мацуев, то соберется полный зал и будет слушать любую программу. Здесь и возникает тот момент, когда музыкант получает возможность вести слушателя за руку, открывая ему новые произведения.

 

 

– Она дала мне почувствовать некое одобрение, что я делаю все правильно. Для музыканта важна уверенность в выборе генерального пути. Делаешь ли ты что-то новое? Движешься ли вперед или стоишь на месте? Для кого-то конкурсы – это спорт. Для меня – это поиск правильного решения.

 

 

– Есть единственная примета (еще со школы), в которую я действительно верю: если ноты упали на пол, на них надо обязательно сесть. Мне приходилось делать это даже на сцене. Играли сонату с пианистом. Я поставил ноты, а они раз – и упали. Пришлось извиниться перед залом, объяснить и посидеть на нотах. Никакого особого настроя перед концертом у меня нет. Единственно, я практически не ем в день концерта, иначе просто тяжело.

 

 

– У меня трехлетний сын, для него все мое время и внимание. Увлекаюсь подводным плаванием, альпинизмом. Есть музыканты, которые, выложившись на концерте, хотят остаться одни, полежать на диване. У меня все иначе. Все, что я отдаю, потом со страшной силой возвращается обратно. Такая энергетическая закольцованность. Поэтому мне, чтобы отдохнуть и набраться сил, надо измотать себя до изнеможения. После концертов хочется сделать еще нечто большее: поехать в горы, встать на лыжи, спуститься под воду. Нагрузки и еще раз нагрузки! Все это складывается во впечатления, которые потом можно вынести на сцену.

 

 

– Учить, конечно, будем. Вопрос, на каком уровне. Я не уверен, что смогу дать ему столько, сколько вложили в меня родители. И не уверен, что желаю ему такой судьбы. Профессия классического музыканта тяжела неизвестностью. Ребенок может учиться до …дцати лет и это абсолютно ничего не означает. Успешность складывается из такого количества факторов, что прогнозировать ничего нельзя.

 

 

– Пока не имею ни малейшего желания заниматься ничем другим. Верен и честен по отношению к классической музыке. Она настолько глубока, что жизни не хватит в ней разобраться.