– Я с детства любила смотреть на тучки, угадывать всякие фигурки, мне хотелось сесть на одну из них и поболтать ножками. А когда я повзрослела, у меня появилась мечта летать на самолете. Но в Риге были только планеры, к тому же, когда я пришла записываться, набор уже закончился, остались только парашютисты. Мне сказали, что планеристам все равно нужно научиться прыгать, и предложили подождать до следующего набора. Но когда я начала прыгать, потом уже не захотела уходить.

 

 

– Было, конечно, потому что парашютизм – это в первую очередь преодоление себя. На первый прыжок я шла, как Зоя Космодемьянская на подвиг, мне не было страшно до самого выхода из самолета. А когда почувствовала земное притяжение, парашюты сзади и спереди стали такие тяжелые. Идти на второй прыжок было очень страшно, но я, такая смелая, отчаянная, не могла показать, каково мне на самом деле. Прыгнула во второй раз, потом в третий, в четвертый…

 

 

– До двух тысяч где-то семьдесят не хватает. У нас были такие книги учета, куда каждый прыжочек записывался. Со временем физический страх пропадает, но появляется волнение за результат. У меня травм не скажу, что много было, но они серьезно отразились на карьере. Где-то на одиннадцатом прыжке у меня перехлестнуло купол, но я хоть и училась еще в одиннадцатом классе, сделала все как положено. А потом на выпускном вечере мне даже объявили благодарность за то, что спасла себе жизнь.

 

 

– В первую очередь, когда кто-то разбивается на твоих глазах. Как-то прыгали у нас в Риге допризывники, смотрим, один мальчик падает, а у него парашют не раскрывается. От волнения, видимо, он держался за карабин, все ему орали: «Запаску, запаску», но он так и не услышал. Тут же началось расследование, но едва дали разрешение на прыжки, последовала команда: «Девочки, вперед!» На земле мне было очень страшно, потому что перед глазами стояла картина произошедшей трагедии, а как только сели в самолет, я успокоилась, говорю подруге: «Айрочка, ну, когда же будем прыгать?», а она смотрит на меня ничего не понимающими глазами. Но отпрыгали все нормально. 

 

 

– Да, но мы с подружками были настоящими фанатками, даже подали заявление в космонавты. И нам пришел ответ, в котором сообщалось, что космонавт должен обязательно иметь высшее образование, безупречное здоровье и звание мастера спорта. Вскоре начались соревнования, мне понадобилось 203 прыжка, чтобы выполнить мастерский норматив. Кроме спортивной, у нас были военная работа, испытательная, а также рекордная. Тогда внимательно следили за американцами, и если у них появлялось новое достижение, наши старались его обязательно перекрыть.

 

 

– Да, запомнилось участие в установлении ночных рекордов в группе в Фергане. Мы делали не один прыжок, а три-четыре: приземлялись, укладывали парашют и – опять в небо. На земле специально включали большие прожекторы и жгли костер, чтобы по дыму было видно, откуда заходить, ведь нужно было серьезно относиться к расчету отделения: плохо рассчитаешь, улетишь или не долетишь. Было несколько групп, человек по пять в каждой, бывает у четверых все нормально, а один куда-то улетел. Прыжок насмарку, и все приходится начинать заново.

 

 

– Произошло это в 1967 году, когда мы приняли участие в воздушном параде в Домодедово. Прыгать пришлось с огромными шелковыми вымпелами, которые отпустили уже на маленькой высоте, метров пятьсот-шестьсот, и только после этого открыли парашюты. А сразу после приземления взяли цветы и направились поздравлять членов правительства. Тогда же прошло испытание вертикального взлета самолета, а летчику было присвоено звание Героя Советского Союза.  

      

 

– Да, несколько раз. Было это под Ташкентом, погода стояла плохая, а потренироваться-то надо, поэтому решили прыгать с высоты шестьсот метров – столько можно набрать, дальше тучи. Раньше запасные парашюты располагались спереди дугой, и чтобы его открыть, надо было слева выдернуть кольцо. И вот я отделяюсь, а у меня купол комком, и начинает мотать по большому кругу, а высоты-то нет. Сразу по замкам, а кольцо выдернуть не могу. И тут я вспомнила свою хорошую приятельницу Асю, которая разбилась из-за того, что не смогла выдернуть кольцо. Она, женщина, разорвала один клапан, который и четыре мужика не осилят, стала через него вытаскивать парашют, но ей не хватило высоты… И тут я коленочками уперлась, как дернула, над головой хлопок и сразу же земля. Можно сказать, в самый последний момент. Это очень неприятное ощущение, когда земля летит на тебя со скоростью света, и ничего поделать нельзя.

 

 

– Да, и они меня не обманывают. Я бы никогда в жизни на улице ни с кем не познакомилась, но сама судьба свела меня с самым дорогим человеком. Решила я как-то поехать на дачу на электричке. Обычно беру бутылочку с водой и валидольчик на всякий случай, но его не оказалось, пришлось взять нитросорбид. В дороге было очень жарко, и я решила бросить таблеточку под язык. Вдруг в глазах появились какие-то шарики, чувствую, становится плохо, пробралась к выходу и на станции «Рыбное» чуть ли не упала на руки какому-то мужчине. Когда пришла в себя, он помог дойти до магазина. Сели в тенек, и тут он неожиданно сказал, что не собирался сегодня сюда ехать. Тут я уже навострила ушки, ведь у меня тоже не было в планах падать в обморок.
 

Случайно такой поворот просто невозможен, если люди встречаются, значит, их специально кто-то сводит. Мой новый знакомый помог мне тяпать картошку, а потом пригласил на свидание: мы гуляли по кремлю, и он просто покорил меня своими философскими стихами. В этом году уже тринадцать лет как мы вместе. Оказалось, у нас очень много общего: Виктор Борисович Воробьёв (так звали моего спасителя) очень умный человек, увлекается шахматами, в молодости играл в футбол за команды «Космос» (Ленинск) и «Сокол» (Саратов) и сейчас ведет активный образ жизни. Вместе с ним мы участвуем практически во всех соревнованиях: «Кросс наций», «Лыжня России», не пропускаем и ветеранских спартакиад, ГТО, где неоднократно становились победителями и призерами. 

 

– С Зинаидой Михайловной Курицыной. А вообще такое ощущение, что все люди ходят по одним тропкам. Когда в составе сборной Латвии я впервые попала на Всесоюзные соревнования, там выступали и «сборницы». Мы смотрели на них, как на небожителей с открытыми ртами. И вот прошло много лет, еду я как-то в троллейбусе, вдруг смотрю, стоит женщина, очень похожая на одну из легендарных парашютисток. Подхожу, спрашиваю: «А вы случайно не Лидия Еремина?» – «Да». Так мы познакомились с ней во второй раз. Оказалось, она переехала из Барнаула в Рязанскую область, купила квартиру в Рыбном, чтобы быть поближе к дочери Ольге Лепезиной, которая сейчас одна из сильнейших парашютисток России. Мы ходили вместе на плавание, играли в теннис, пока в декабре прошлого года Лидия Михайловна ни ушла из жизни… 

 

 

– Помнят, тем более что мало нас уже остается, ветеранов, люди уходят. Недавно получила приглашение на торжества, посвященные 85-летию парашютного спорта. Они пройдут 24 июля в Тушине, так что собираюсь там обязательно присутствовать.