«Папа рязанского джаза» снова заехал поиграть в «Фонтан»



Жарким вечером 13-го июля на сцене летней площадки кафе «Фонтан» собрались буквально все играющие джаз рязанские музыканты. И участники групп «Feelin’s» и «АКМ», и самая известная рязанская вокалистка Элла Хрусталёва, и просто желающие поджемовать вволю. Повод для сбора был самый, что ни на есть, уважительный – Рязань навестил Александр Семячкин, человек, считающийся патриархом местного джаза. В последнее время такие визиты редкость: этот знаменитый рязанский саксофонист больше востребован в Питере, где живёт вот уже много лет. А когда-то именно он стоял у истоков джаза в нашем городе и был главным его популяризатором.

- Александр, давайте с самого начала. Откуда взялось ваше увлечение джазом? И как так получилось, что именно вас называют теперь «папа рязанского джаза»?

- Ну, насчёт «папы рязанского джаза» – это преувеличение.

- Тем не менее, насколько я в курсе, именно вы здесь первым собрали джазовый коллектив, а потом и целый биг-бэнд.

- Биг-бэнд – это было сильно потом, а начиналось всё с квартета. Дело в том, что в 1970-х я бесконечно мотался по гастролям с ВИА от разных филармоний. И с ВИА мы играли всякий бред. Но мне везло в том смысле, что везде попадались джазовые музыканты, которые в итоге на путь истинный и наставили. Хотя я и сам был с детства джазом увлечён. Но одно дело что-то самостоятельно находить и джазовые передачи по «Голосу Америки» слушать, и совсем другое дело, когда вокруг тебя есть живые люди, играющие джаз.

ВИА – это был заработок, по тем временам достаточно неплохой, я зарабатывал как 3-4 инженера на приборном заводе. Приходишь – тебе говорят: «Надо сыграть то-то и то-то». Играем... А потом мне всё это осточертело. Я приехал в Рязань, сел на попу ровно и собрал музыкантов. Это были Толя Усачёв – пианист, Костя Панкратов – басист, и барабанщик Серёжа Мажутов из Сестрорецка под Питером – он сейчас где-то в Рыбном живёт.

Был в нашей компании ещё Паша, журналист, – он работал в «Рязанском комсомольце», кажется. Этот парень не музыкант, но он был хорошо информирован, вёл наши первые концерты. А они случились в ДК Станкозавода, где у нас и база была – там всё начиналось, это был 1981 год. Показались – народ заинтересовался. Играли джазовые стандарты. Этот репертуар никогда не повторяется: сегодня ты сыграл так, завтра – по-другому. Его можно играть всю жизнь.

Ну, а потом интерес у народа здесь проявился ещё больше к этому делу, мы стали делать большие концерты под названием «День Джаза» – это однодневные мини-фестивали, проходившие несколько раз в год, где играли несколько московских коллективов и с ними наш.

Потом и до больших фестивалей дошло. С подачи Валеры Майорова в 1988 году мы сделали первый большой фестиваль: Валера нашёл денег и перевёл их нам, в ДК Профсоюзов, где у нас к тому времени джаз-клуб базировался, который тоже я вёл. Он подкинул аж 10 000 рублей – по тем временам, сумасшедшие бабки. На них я сделал вполне серьёзный российский фестиваль на 8000, а за 2000 немцев привёз чуть попозже и мы с ними тоже два концерта сыграли. Потом в 1990-м году ещё один фестиваль получился.

Ещё здесь была хорошая девушка Люда Корнилова – она потом свалила куда-то «за бугор». А во Дворце Профсоюзов был Межсоюзный Дом самодеятельного творчества, и она там работала то ли инструктором, то ли ещё кем-то. И она оказала в то время мощную организационную поддержку: связалась с комсомолом, чтобы «дали добро» на джаз-клуб и так далее, сделала массу таких вещей. Я организационными делами занимался, но не в такой степени. Именно она связалась с московским Союзом композиторов – в итоге приехали Игорь Бриль, Толя Соболев, Саша Осейчук, Валя Пономарёва с джазовой программой, это всё мировые «звёзды» моего поколения. В 1988-м я привёз Фейертага, чтобы он провёл фестиваль как ведущий. В Москве есть критик Баташов, а в Питере «главный по джазу» – Фейертаг.

Всё это было в 80-е. Причём, стоило всё копейки. Бриль, например, приезжал к нам за 20 рублей, плюс дорога до Москвы. Ну, а потом Люда отошла от всего этого, пришлось мне одному всем заниматься.

Потом было глубокое затишье в 90-е. Но в 1996 году меня нашли ребята из арт-кафе «Рандеву» в ДК Строителей, Поторочин и Вологжанин, и говорят: «Мы даём деньги, а у тебя есть музыканты – давай, собирай людей, мы хотим, чтобы было красиво». Я собрал нормальную команду музыкантов, фестиваль удался. В 1997-м они же сделали международный джазовый фестиваль, но уже без меня – сами «раскрутились». 

- А кто из «звёзд» приезжал на фестиваль 1996 года?

- В 96-м были Толя Соболев со своим квартетом и всемирно знаменитый пианист-виртуоз Даниил Крамер. Это действительно виртуозный музыкант, но у него, как и у Бриля, абсолютное отсутствие импровизации, она исключена по идеологическим мотивам. Там ситуация такая. Они всё выучивают от ноты до ноты, играют потом очень классно. Но Бриль даже публично признавался, что не может быть импровизации, а должна быть только подготовленная музыка. Бриль и Крамер – классные музыканты, у них вот такая «заточка», такой подход. Но я с этим никогда в жизни не соглашусь – я убеждён, что надо импровизировать.. Можно сыграть лучше, можно сыграть хуже – можно сыграть по-всякому. Есть клубный вариант, есть студийный вариант, есть концертный вариант – разные варианты, всё зависит даже от того, здоров ты или нет. Но всё, что выучено заранее – это не про меня. Когда всё выучено – мне скучно. Я смолоду привык к импровизации, мне всегда это в кайф было.

Была такая книжка – называлась, кажется, «Послушай, что я тебе расскажу» – её написали два американских еврея. Они описали историю джаза до середины 60-х годов, из разговоров музыкантов. И в конце этой книжки Дейв Брубек рассказывает занятную историю. Работают они в дурдоме, врачи их пригласили в психушке для пациентов выступить – эксперимент такой решили сделать. И вот полный зал психов. И сначала играется академичный, отрепетированный, «выученный» джаз. Психи сидят, слушают – ноль эмоций. Им скомандовали «аплодисменты» – они похлопали. Им скомандовали «сидеть смирно» – сидят смирно. А вот когда дальше заиграли импровизационный джаз – психи сразу начинают покачиваться, шевелиться, пританцовывать. И самое удивительно, что один глухонемой псих – запел! То есть, импровизированная музыка – она даже в этой ситуации стимулирует творчество.

- А не мешало одно другому: с одной стороны, выступления на концертах и фестивалях, с другой – всякие организаторские хлопоты?

- Я уставал, конечно, но на выступлениях это, мне кажется, не сказывалось. Был моложе – сил было больше. Удавалось всё успеть сделать, никто вроде не обижался. Потом, в те годы музыканты были менее меркантильны: им важно было встретиться, поиграть вместе, о деньгах никто не думал, даже те же Бриль, Толя Соболёв. Мне тогда приходилось платить по официальным концертным ставкам. Самый дешёвый музыкант был Толя Соболев, контрабасист – покойный, к сожалению. С ним Гурбелашвили приехал играть – известный саксофонист, сейчас он в «штатах» давно живёт – так у него со всеми надбавками выходило 18 рублей. А Толя «стоил» 10 рублей – 1-я категория, даже не высшая. И он ехал сюда за эти «бабки». Единственно, просил по два купейных билета ему сразу брать. Как он говорил: «Для меня и моего контрабаса». То есть, два места надо было взять вместо одного, но всё равно это стоило копейки.

- А почему уехали из Рязани?

- Здесь я попал в очень серьёзную засаду в «лихие 90-е». То есть, не было вообще никаких вариантов – полная безработица. Поэтому уехал к себе домой, в подмосковный Воскресенск, оттуда устроился на работу в Москве. Сначала играл в Образцовом военном оркестре Почётного караула – это полный дурдом, тем не менее, это была работа и зарплата. Потом – в Государственном духовом оркестре России. Но всё это было не то, всё это был совсем не джаз.

Я профессиональный музыкант, я могу играть по нотам что угодно: мне их кладут – я их играю. В государственном оркестре играли всякие симфонии, в «почётном карауле» – всякие марши да гимны развивающихся стран, хотя не только их. Самая лучшая музыка была американская. Там по протоколу у них гимн – он красиво звучит в исполнении духового оркестра, причём, любого состава, можно его и впятером красиво сыграть. И по протоколу у них ещё марш «Звёздно-полосатый флаг» – тоже прекрасная музыка. Обидно кстати, получилось. Мы это выучили к приезду Билла Клинтона, а он приехал не с государственным визитом, а с рабочим, поэтому мы для него так и не сыграли.

После я играл в оркестре полка связи штаба вооружённых сил под Егорьевском, потому что ездить было не очень удобно из Воскресенска в Москву, а тут – работа рядом с домом. А потом  так сложились семейные обстоятельства, что мне пришлось переехать в Питер, где я сразу пригодился.

- И как там судьба сложилась?

- Прекрасно. Мне на старости лет повезло. Я работаю в одном из лучших биг-бэндов не только России, но и Европы – это Оркестр Военно-морского инженерного института. Там подполковник Игорь Касприв руководит этим оркестром 18 лет и на отчётных концертах мы играем настоящий джаз. То есть, все подобные оркестры играют военную музыку или симфонии, переложенные для духового оркестра, а мы – джаз. И я счастлив, что я там есть. Жалко, что лет уже много – скоро закапывать будут.

- Вы часто приезжаете в Рязань на сборные концерты, есть материал для сравнения. Как высок нынешний уровень музыкантов «Feelin’s» и «АКМ» рядом с теми музыкантами, с которыми начинали здесь в 80-х, или рядом с питерцами? 

- А я с ними же, можно сказать, и начинал. Вернее, сначала не с ними, зато потом уже почти те же самые люди со мной играли.

По сравнению с питерскими джазистами я рязанцев оцениваю очень высоко. По той причине, что в Питере достаточно хороших духовиков, но при этом полная беда с ритмом – я имею в виду нормальных контрабасистов, барабанщиков, пианистов, их мало на огромный город. Если бы в Питере я имел рядом Гену Филина, Костю Панкратова и Славу Сергеева, то я был бы там королём – там таких музыкантов почти нет. Но я, к сожалению, не могу предоставить им квартиру и зарплату, чтоб перевезти в Питер, хотя лично знаю только двух, например, такого же класса барабанщиков, как Слава Сергеев – может, их больше, но знаю только двух. Басистов и пианистов тоже мало, и эти люди в Питере нарасхват.

Я сейчас ещё и регулярно играю в питерском джазовом кафе «Гравицапа» – оно совсем маленькое, поменьше «Фонтана», закуточек буквально, зато ходит нормальная публика. И мне приходится мириться с тем, что постоянно меняются гитарист и пианист, потому что денег очень мало, а барабанщик – дед, которому за 70. И другого барабанщика нет, а он играет по старинке, я с ним очень многое не могу сыграть из того, что мне бы хотелось сыграть – переучиваться деду поздно. Поэтому музыканты ставят меня в определённые рамки: я играю с оглядкой на то, что они умеют. А то, что я хочу, я с ними сыграть не могу.

Ну, в общем, такая вот история.