Сделанное ему предложение Олег Шишов не считает тем, от которого нельзя отказаться



«Новая» представляет вторую часть интервью с Олегом Шишовым – бывшим главой администрации Рязани и основателем КПКГ «Региональные инвестиции» (начало интервью в № 23Р от 16.06 с.г.). Поводом для разговора, напомним, стал скандал вокруг передела объекта, на котором мало кто из рязанцев был, но с которым заочно дело имеет каждый – городской свалкой. Передать управление свалкой пытаются «Спецавтобазе по уборке города», которую возглавил депутат облдумы и – ни для кого не секрет – личный друг нынешнего мэра Виталия Артемова Александр Федотов.

Первая часть интервью закончилась на истории о том, как «Региональные инвестиции» избавились от криминальных элементов и бомжей, сделавших свалку источником своего существования.

– Бомжи и контролирующие их бандиты были единственной «структурой», с которыми за эти 11 лет приходилось делить свалку?

– Да. Все остальное время мы работали по представленному проекту. Ни одного скандала, ни одного конфликта до сегодняшнего дня не было.

– Давайте вернемся к тому, как было принято решение о передаче управления свалкой Вам и Вашим партнерам. Существует устойчивое мнение о том, что Вам помогал Мужихов (на тот момент – заместитель главы города по ЖКХ и смежным вопросам, – прим. ред.), который был коммерчески в этом заинтересован.

– После моего ответа, наверное, многие ваши читатели с досады бросят газету, настолько он их разочарует, но – и Маматова, и Мужихова на момент направления им нашего проекта я видел только по телевизору. И еще раз повторюсь – никакого даже намека на то, что кого-то надо отблагодарить за принятое решение не было.

Поймите – на тот момент ситуация была патовая. Было очевидно, что в таком состоянии свалка существовать не может. Вовсю шли разговоры о ее закрытии. Но это было невозможно. Во-первых, не было денег на открытие новой.

– А какие рассматривались варианты?

– Множество – от Варских до Заборья. А во-вторых, – ну, закрыли, допустим, свалку. Много ли предприятий выполнили бы указание о том, что больше сюда валить нельзя? В тех диких условиях, когда и так валили в основном неофициально. А на закрытый объект даже в перспективе уже нельзя выделить ни копейки.

– Что, вообще, нужно для открытия свалки?

– Нужно найти земельный участок, подготовить его специальным образом. В частности, обеспечить нужный коэффициент фильтрации, в нашем случае – либо найти такой же глиняный карьер, что невозможно, таких просто больше нет в окрестностях города, либо вырыть котлован и положить пятиметровый пласт глины. Необходимо сформировать проектную документацию, затем закупить технику... Все это – огромные деньги и тогда и сейчас.

Кстати, в ту пору существовал проект строительства завода по сортировке и переработке мусора на центролите. Некая московская организация пыталась его реализовать. Туда вбухали, по моим подсчетам, около 22 миллионов бюджетных денег. После этого все заглохло.

– На тот момент свалкой распоряжался конкретно кто?

– Как бы «Спецавтобаза». Но именно «как бы». Никакой правовой основы под этим не было. Вся основа – закрытые от безысходности глаза мэра. Свалка как объект вообще не была оформлена. Не был зарегистрирован земельный участок, не было проекта, ничего не было. Всем этим занимались уже мы, под свой договор. То есть мы, например, провели всю необходимую работу, чтобы эта земля начала числиться за дирекцией благоустройства города. Этим я непосредственно занимался с доверенностью в руках. Мы просто взяли это и сделали.

Когда мы пришли, действовало 700 договоров на захоронение мусора. Сейчас у нас около 4 тысяч договоров. Понятно же, что в городе, даже за 11 лет, не прибавилось столько предприятий. Просто была анархия – кто-то заключал договора, а кто-то валил отходы без договоров и без всякого учета – просто совали деньги охраннику. Таких отходов была львиная доля. Соответственно, ни контроля, ни учета. На вопрос, что валят на свалку, не мог ответить никто. Сейчас у нас стоит радиационный пост, с необходимой периодичностью берем пробы воды, воздуха. Ничего этого не было.

– Сейчас контроль за тем, что привозят, как выглядит?

– Очень просто. Приезжает водитель, предъявляет талон со штампом своего предприятия, ему ставят штамп, чтобы он мог показать, что привез отходы на свалку, а не куда-нибудь еще. Кстати, плюс к этому наши сотрудники, несмотря на 4 тысячи договоров, всех водителей, которые с нами работают, знают в лицо. Затем – визуальный осмотр. Все наши знают, что единственное, что я никогда не прощу на работе – это несанкционированное проникновение на свалку. Пьянство могу иногда простить, еще что-то, но несанкционированный заезд – никогда. И могу ручаться – за все 11 лет такого не было.

– А если легальный мусоровоз привезет запрещенные отходы? Водитель же не видит содержимое бачков.

– Такое бывало. Вывалил мусор, а у него там, например, люминесцентные лампы. Это неминуемо выявляется при визуальном осмотре. В этом случае сообщаем в контролирующие органы, вызываем представителя организации, за которой закреплено место сбора мусора.

– Возвращаясь к тому, как Вы принялись за дело. Главная задача на тот момент, как известно, заключалась в том, чтобы свалка не горела. Тут для начала будет уместен достаточно  дилетантский вопрос по мусорному делу – а горит свалка, собственно, от чего?

– Первая причина – бычки, которые тлеют сначала в мусорном баке, потом в мусоровозе, потом от них на свалке воспламеняется, например, бумага. Но это полбеды. Самые тяжелые пожары – когда свалка горит, как торф. Наши пищевые отходы разлагаются, и в результате внутри свалки образуется горючий газ. Причем горит он даже без доступа кислорода. А если ее тушить водой, то в результате зачастую она разлагается на тот же кислород, и чем больше тушишь, тем сильнее горит. Торфяники, как мы знаем, просто топят в воде. Но свалку же нельзя полностью залить. Выход один – добраться до очага и уничтожить его.

Мы разобрали и обратно сложили больше половины свалки, то есть той горы, которая видна на поверхности. Таким ручным способом эта проблема была решена. Чего там только не находили! Два троллейбуса даже нашли. С тех пор в результате этого разбора и ежедневного контроля свалка не горит.

Мне вот интересно, те люди, которые, попав во власть, так бодро взялись за захват этого объекта – они, вообще, представляют, о чем идет речь? О том, из чего состоит наша работа? Уверен, многие думают, что свалка – это поднял-опустил шлагбаум, получил деньги.

Кстати, в 2000 году гора мусора на свалке была на 10 метров выше сегодняшней. Мусора за 11 лет, конечно же, только прибавилось, но он перебран и спрессован. Сейчас по свалке идешь как по асфальту, а про свалку в тогдашнем состоянии говорили на профессиональном жаргоне, что она «дышит» – идешь и чувствуешь, как она с характерным звуком проминается.

– В 2004 году напротив свалки заработал завод по переработке мусора «Рязанский скарабей». Это изначально был проект вашей команды? Афишировались некие претензии к тому, как «Скарабей» попал под ваш контроль.

– Первоначально наш проект работы со свалкой и проект завода осуществлялись параллельно, затем наши команды объединились. Весь скандал – прошу заметить, через много лет и именно в тот период, когда меня снимали с должности главы администрации – опирался на одного человека, его фамилия Бубнов. Не хочу говорить про него ничего плохого. Он одно время работал директором строящегося завода. Когда мы объединились, его уволили, он обижен. Кстати, после него сменялись еще директора – это очень специфическая работа, очень трудно найти специалиста.

– А значительная часть мусора подвергается переработке?

– В Рязани обороты переработки мусора крайне малы. Причина в том, что у нас практически нет системы раздельного сбора мусора. Точнее – раздельной транспортировки. Например, в Москве один мусоровоз едет по жилой застройке, другой – по деловой зоне. Первый грузится, грубо говоря,  капустой из щей, второй – выброшенной бумагой и прочим пригодным для переработки мусором, выкинутым из офисов, и т.п. У нас же этого нет – деловая зона тесно переплетена с жилой и отдельные маршруты пустить невозможно. В итоге, зачастую собрав, условно говоря, 50 килограммов пищевых отходов и 50 – годного для переработки мусора, спрессовав все это дело, на свалку мусоровоз выгружает 100 килограммов отходов, которые переработать невозможно.

– Вам понятен сценарий действий Ваших оппонентов? Ну, или конкурентов. Каких шагов вы ожидаете в дальнейшем?

– Воздержусь от прогнозов, потому что все очень сумбурно. Я не понимаю, почему так топорно все делается. Ведь это даже не та ситуация, когда то, что стоит сто рублей, пытаются купить за пятьдесят. Мы же в понятном мире живем. В очень понятном. Используя административный ресурс, действительно можно за пятьдесят купить то, что стоит сто. Но в нашем случае приходят и говорят – просто отдайте. Когда господин Воробьев (заместитель главы администрации города, курирующий вопросы собственности, прибыл в Рязань из Сыктывкара, – прим. ред.) говорит, что, мол, мы возвращаем муниципальному предприятию муниципальную собственность, то это он пусть у себя в Сыктывкаре рассказывает. Что, город будет заниматься сортировкой отходов? Переработкой? Не будет, это не его функция. Все это скорее всего делается под заказ каких-то третьих лиц, которые сочли, что «политический момент» позволяет без лишних затрат решить сугубо коммерческий вопрос.