Поэтическая анатомия Александра Колобаева

Об Александре КОЛОБАЕВЕ можно говорить как о враче, окончившем в 1975 году лечебный факультет Рязанского медицинского института имени И.П.Павлова и избравшем для профессиональной деятельности специфическую область. Работе в патологоанатомическом отделении (ПАО) он отдал двадцать семь лет, за что и получил хороший бонус за вредность в виде выхода на пенсию раньше положенного срока. В 2002 году перешел на кафедру гистологии РГМУ, где проработал до выхода на пенсию.

Об Александре Колобаеве можно говорить и как об ученом, потому что вошел он в медицинскую науку, достойно защитив (2003г.) в пятьдесят лет кандидатскую по теме «Заслонка нижней полой вены человека: развитие, строение и функция». А перед этим, параллельно с основной работой, было около двадцати лет сбора и обработки материала. Защитился он даже не спортивного интереса ради, а чтобы порадовать отца.

– Спортивный интерес все же был, – уточняет Александр. – Он рос по ходу накопления материала. С каждой новой попыткой его осмысления крепло ощущение того, что ты приходишь к каким-то новым выводам и обнаруживаешь новые факты.

Как говорит доктор, ни особой радости, ни материальных привилегий, ни морального удовлетворения защита ему не принесла.

– Зато профессионально я почувствовал себя на коне и понял, что при желании, написание и оформление диссертаций на любую медицинскую тему для меня теперь труд не столь уж великий, – признается Александр.

Его кандидатская вполне тянула на степень докторской, но по закону перепрыгнуть через степень кандидата наук диссертант не имел права, даже если он и был семи пядей во лбу.

– Мне разъяснили, – уточняет Александр, – что в ВАКе сидят доктора наук, которые прошли через защиту кандидатской, и подобный «скачок» диссертанта был бы для них обиден. Радужную перспективу гасила степень риска и ненужной нервотрепки. Был бы я молод – пошел бы напрямую, потому что в диссертации своей не сомневался. Но зачем мне нужна была докторская степень в 50 лет?

Я вспоминаю, как однажды, во время знакомства друг с другом, на приветствие некоего лица, который представился: «Пупкин. Сотрудник фирмы», Саша тоже протянул руку и совершенно спокойно произнес: «Александр Колобаев. Сотрудник морга».

– Ты вот все к «моргу» сводишь, – говорит Александр. – Но вскрыть труп могут и санитары, дело-то не в этом, а в трактовке результатов. Патологоанатом, во-первых, должен хорошо ориентироваться в клинике. Кроме того, он должен обнаруживать всякие неясности и нестыковки в истории и уметь ставить перед врачом вопросы. Делается для того, чтобы перед началом вскрытия в голове его имелся примерный план: что искать и в каком органе?

Во-вторых, патологоанатом должен прекрасно знать анатомию.

В-третьих, нужно уметь резко изменять свои планы. Например, в истории написано, что больной умер от инфаркта миокарда, а в сердце нет ни очагов некроза, ни рубцов. Но есть другие варианты, и все их надо держать в голове.

В-четвертых, по окончании вскрытия необходимо сформулировать предварительный диагноз, расставив все находки по полочкам, связав их воедино.

В-пятых, на вскрытии из всех подозрительных участков берутся кусочки тканей, срезы из которых ты изучаешь под микроскопом. Цель – подтвердить или изменить свою трактовку. Например, то, что на вскрытии ты трактовал как банальную крупозную пневмонию, может оказаться инфильтративной формой туберкулеза. Для этого нужно хорошо ориентироваться в гистологии всех органов и тканей. И вот только по окончании микроскопии ты можешь оформить уже ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ диагноз.

Основная рабочая нагрузка врача – прижизненная биопсийная диагностика! Существует правило: все, что удалено, должно быть отправлено на исследование в ПАО. После такого исследования может выясниться, что язва желудка в одном из своих краев имеет признаки рака. Врач ПАО должен либо подтвердить клинический диагноз, либо опровергнуть его, либо установить СВО, исходя от той гистологической картины, которую он видит.

– Зачем это нужно?

– Грамотное и точное заключение по биопсийному материалу позволяет клиническим врачам полностью осознать, с чем они имеют дело, уточнить тактику лечения, если таковая имелась до исследования или заново определиться с ней окончательно, если они прежде не представляли, о чем идет речь. Так что работа с операционным и биопсийным материалами – наиболее интересный, ответственный и трудоемкий отдел в ПАО. – подытожил доктор Колобаев. – А ты все к «моргу» сводишь!

Помнится, много лет тому назад, когда я узнала, где Александр работает, все приставала с различными вопросами, потому что не было среди моих знакомых никого, кто каждый день ходил бы на службу… в морг. Не было! А вопросы были. Самые разнообразные, больше от любопытства, требующие ответа и чуть ли не экскурсии в столь жуткое место.

«Понимаешь… – замялся Александр. – Прийти, конечно, можно, но, видишь ли… – он медленно подбирал слова к моему идиотскому любопытству. – Как тебе сказать… Это же не безопасно… Трупный яд, все такое… Да и зачем тебе? Может, плохо станет, испугаешься. И запах там… Лучше… не надо. Да и что там смотреть-то, если не понимаешь ни черта?»

Действительно, что там можно увидеть кроме изрезанных по частям тел, которые были не так давно единым организмом с совершенно непохожей судьбой. А врачу ПАО нужно познать тайну ухода человека, ответив на множество «почему?»

Он – поэт по природе своей, обращался к живущим и говорил с ними на другом языке, поэтическом: «Пройдут года. Уснут желанья. / Умолкнут наши голоса. Слезами мира на прощанье / Блеснет полночная роса... / А может... слез совсем не будет / В холодной россыпи снегов... / Но кто за это мир осудит, / Тот в нем не понял – ничего».

Об Александре Колобаеве можно говорить и как об известном поэте, который состоит в Российском Союзе профессиональных литераторов, стало быть, и в этой области, очень далекой от патологоанатомического искусства, смогли признать профессиональную пригодность доктора.

Казалось, что врач-патологоанатом, если и может быть литератором, то, скорее, прозаиком, но никак не поэтом – субстанцией не только тонкой, но очень хрупкой. Казалось, что служение поэтическому богу требует именно такой душевной организации от носителя литературного дара. Именно такая душевная структура у ранимого человека, который, колдуя над причиной летального исхода, может быть, уже чувствовал в себе нарождение новых, еще даже ему неведомых стихов, а в перерыве ли или после работы успевал записать на бумагу то, что смог сохранить в памяти: «Почерк должен быть твердым, а замысел – крут. / Но – толкают под локоть и в уши орут. / Жизнь свою каждый сам сочиняет, но строчки, / Кроме первых, пожалуй, кривят или врут».

Много написано о докторах, а патологоанатом – субъект не просто редкий на страницах газет, но не менее интересный. Еще более редкая фигура – поэт-патологоанатом. И хочется понять соединение несоединимого, докопаться до причинно-следственных связей, узнать, откуда пошло то или другое его увлечение и как анатомия не убила в душе доктора поэтическое начало.

– От философии до поэзии, и в обратном направлении – один шаг. Вот Ницше, например… Не знаю даже, чего больше в его трудах, философии или поэзии? Пожалуй, что последняя превалирует, особенно в Заратустре. У него и стихи замечательные, созвучные мне, – признается Александр Колобаев.

Его стихи – о любви и одиночестве, о взаимо… и не…понимании: «Невзначай, сочетавшись судьбой, / И, не зная, что сбудется дальше, / Мы придумали Сказку с тобой / И поплыли, не ведая фальши…»

Или вот: «Листопад идет как снег, / Шелестящий гаснет смех. / Мокнут ветки и кусты, / Зябнем с ними я и ты…»

Он пишет и о том, что жизнь вышла на финишную, а сложилась не так, как грезилось: «А мечталось ведь не так. / Нет, не так. / Незаметно, как-то вдруг, сбился такт…»

Он пишет патриотику, ностальгируя по минувшему, и, способный видеть прекрасное, не проходит мимо красивой природы, оставляя читателям свои пейзажные зарисовки: «Была весна. / Взрывались почки, / И размягчались маски лиц, / А в небе пляшущие точки / Летели многоточьем птиц».

Многоточье птиц, увиденное в небе поэтом-патологоанатомом… Есть, о чем подумать и остановиться на мгновенье, представив себе одинокую тень высокого человека, идущего после напряженной, не всегда приятной работы, вниз, по осенней дорожке, мимо каскада прудов слева, которые вычистили предприниматели, и каскадом прудов справа, загаженными городскими стоками так, что не поддаются они никакой чистке.

У него и сегодня хватает юмора не отчаиваться, восклицая: «Не все так жутко. / Не все так гадко. / Нашел дерьмо? / Ищи лошадку!»

Помимо монографии «Пятый клапан сердца. Заслонка нижней полой вены человека: очерки онтогенеза и функциональной морфологии» (2004), в архиве Александра Колобаева есть и поэтические сборники: «Калейдоскоп» (2005) и «Дети звезд» (2012), «Карусель» (2015). В интернете можно послушать его авторские песни под гитару: еще одна грань дарования поэта-патологоанатома – композиторско-исполнительская.

Проработав полжизни в заведении, которое он не любит обзывать моргом, Александр Колобаев сумел остаться очень добрым и простым человеком. В нем нет снобизма и высокомерия, он лишен тщеславия и гордыни, а потому – пусть его жизненная карусель не останавливается как можно дольше. И пусть обязательно будут стихи:

Трясти телефонное древо,

Срывая листы номеров…

И шепот, и крик, стиснув зевом,

Отдаться на волю ветров,

Несущих мороз с тишиною,

Разинувшей мрачную пасть,

И рухнуть душою на дно и…

В объятья надежды упасть.

– Но все-таки я прежде всего – патологоанатом, а уж затем – «поэт». Для меня поэзия – хобби, а не смысл жизни, – резюмирует Александр, расставляя точки над "i" в разговоре о его литературных и профессиональных делах.

Ольга МИЩЕНКОВА

читать весь номер