Порой этот мир может оказаться таким миниатюрным и филигранным, что уместится в … яйце! Так, словно решая для себя вопрос «что было раньше?», Екатеринбургский театр кукол заключает спектакль «Садко» внутрь этой первоосновы. Правда, масштабы у яйца, способного вместить кукольный спектакль, должны быть совсем не кукольные.

 

Поднявшийся занавес заставил зрителей ахнуть: огромное, выше человеческого роста яйцо Фаберже! Усыпанное самоцветами, искрящееся и переливающееся («Мы скупили все стразы в Екатеринбурге!» – смеясь, рассказывал потом директор театра)! Яйцо, поддерживаемое изящными морскими коньками, вращалось на поворотном круге и приоткрывало свою «скорлупу». А за ней оживали былинные сцены: шумные новгородские ярмарки, грозная морская пучина, опасный подводный мир, венецианские каналы, индийские миражи…

 

Крохотные куколки были выполнены с ювелирной тщательностью. Они поражали не только красотой и фантазией исполнения, но и высокой технологичностью. Сложнейшие механизмы (на сборку пирамиды из слонов уходит, например, 8 часов) позволяли куклам и двигаться, и преобразовываться с минимальным участием человека. О том, что внутри яйца есть еще и артисты, зрителям приходилось только догадываться. И уж сколько их там, это и вовсе оказалось удивлением! Когда самые терпеливые зрители дождались раскрытия яйца, то оттуда выбрались трое актеров!

 

Представляя постановку, режиссер «Садко» Евгений Сивко назвал ее Байконуром – площадкой, на которой театр отрабатывает экспериментальные формы и технологии. Наблюдая, как артисты выбираются из замысловатых механизмов, им аплодировали, действительно, как космонавтам!

 

Но там, где один театр будет тратить на постановку миллионы рублей и сотни часов, другой обойдется сиюминутным мгновением и собственными руками. Так из куска глины, прямо на глазах у зрителей, лепил «Моцарта и Сальери» Владимир Дель (Скопинский театр «Предел»). Виртуозный в своем символическом языке он наполнял смыслом прозаические предметы: глину, сахар, бутылку… Даже край стола обращал в сцену, открывая под собой зловещую бездну. Пушкинская трагедия материализовалась, открыв божественную легкость гения в воздушном шарике и могильную обреченность злодейства в глиняной пыли…

 

Галерея «Классиков» (под таким девизом и проходил нынешний фестиваль) продолжилась именем Гончарова. Привезя спектакль «Обломов», Мытищинский театр кукол начал его… за упокой. Еще в фойе осиротевший слуга Захар причитал и оплакивал своего душевного барина. За упокой же и закончили: в финале помянуть пригласили всех зрителей, выставив водочку, огурчики и картошечку. А в промежутке – показали «сцены из жизни». Сонный мир Обломова, умещающийся на одном диване: мир мягких подушек, суетящихся девок и нянек, безразмерного халата и босых пяток, торчащих из-под стеганого одеяла – не оставил равнодушной рязанскую публику. Аплодисментами встречали актеров, переигравших в данном случае кукол. Да и помянули с удовольствием, не очень поняв, правда, чем же так светел и незабвенен был в данном случае Обломов.

 

Настоящее испытание приготовил зрителям Архангельский театр кукол – почти трехчасовое погружение в гоголевскую прозу. «Петербургские сновидения» оказались классическим кукольным представлением с подробной работой кукловодов и пристальным вниманием к тексту. Что, впрочем, требовало такой же подробной работы и пристального внимания со стороны зрителей. Но и для того, чтобы вдоволь похохотать, на «Смотринах» было предостаточно поводов. Ярко, живо и пластично представили музыкальный спектакль по переводам Маршака и Кружкова молодые артисты из Ивановского театра кукол. И всеобщую любовь получил крокодильчик, путешествия которого показал театр кукол из Пловдива: обаятельная, невероятно веселая история, воплощенная мобильными и компактными художественными средствами.   

 

«Рязанские смотрины» – фестиваль традиционно не конкурсный. Все 18 участников нынешнего слета разъехались с одинаковыми призами и дипломами. Однако в этом году устроители фестиваля попытались разделить мнения на «черное» и «красное», собирая эпиграммы и отзывы на спектакли. И хотя зрительские симпатии – материя субъективная, но одним из фаворитов фестиваля можно смело назвать «Кармен» Вологодского театра кукол. Наслышанные о неожиданной постановке известной новеллы Мериме, зрители до отказа заполнили зал. Известные имена постановочной группы: неоднократные обладатели «Золотой маски» режиссер Борис Константинов и художник Виктор Антонов – подстегивали интригу.

 

И «Кармен» не заставила себя долго ждать…

 

Она ворвалась в зал страстным перебором гитарных струн. Прокатилась тенью от колеса кочевой кибитки. Заиграла отблесками пламени от цыганского костра, созданного гибкими движениями одних лишь рук. И сразу покорила, как Кармен с первой же встречи забирает сердце Хосе.

 

Следуя известной сюжетной фабуле, режиссер не ставил задачу в точности соблюсти букву Мериме. Это и невозможно в спектакле, сыгранном без единого слова. Впрочем, одно непереводимое ругательство все-таки было произнесено сквозь зубы. Все остальное было сказано жестами, танцами, отточенными движениями. Музыка Бизе, Щедрина, Плисса, народная испанская, стук каблуков и удары кастаньет – звуковой ряд был самым словоохотливым рассказчиком, задавая ритм и подчиняя себе все действие.

 

Художник играет светом и размерами. Пространство сцены становится многослойным, позволяя одновременно видеть разные масштабы и стороны происходящего. В умелых руках актеров куклы наполняются жизнью, проявляют удивительную пластику и темперамент. Моментами артистов и вовсе перестаешь замечать. Две рогатины и бечевка превращаются в быка, устало дышащего потными боками после боя. Роковым огнем вспыхивают нарисованные глаза кукол. И зловещие блики начинают играть на деревянных ножах, которые в кукольном мире ранят так же смертельно. 

 

Бездыханно падает Кармен. Приглушают дыхание зрители, пытаясь уловить еще хоть каплю жизни в… кукле. Непознанное чудо театра кукол, когда, не произнеся ни слова, можно сказать все и оставить простор для послесловия.

 

 

 

– Я – режиссер путешествующий. Родился в глухой деревне под Иркутском на берегу Лены. О театре не думал, театр кукол не любил. Для сибирского мужика все это выглядело несерьезно. Но, как это часто бывает: школа, народный театр при Доме культуры «Современник», первые постановки. Окончил Восточно-Сибирскую академию культуры и искусства в Улан-Удэ как режиссер драмы. Сходил в армию. И тоже, как это часто бывает, волею судьбы случайно попал в театр кукол. И вдруг понял, сколько древнего, неизученного в нем таится! Символы, знаки, метафоры – все это мне стало безумно интересно. Я поехал в Петербург и уже целенаправленно поступил в ЛГИТМИК на режиссера театра кукол. Попал в Германию, работал актером, изучал марионетку. Но, в конце концов, вернулся в Петербург, где мы с друзьями создали театр «Karlsson Haus» – очень маленький, частный. Театр-семья, где зрители чувствовали бы себя как дома, где было бы интересно и детям, и взрослым. Потихоньку меня стали приглашать на постановки, и так я поехал по всей стране. 

 

 

– Новых друзей, новые команды, понимание разных актерских ансамблей, их темпоритмов. Прежде чем ставить в новом месте, стараюсь погрузиться в атмосферу, узнать, чем люди дышат. Я получаю удовольствие от общения. Для меня важен сам процесс сочинения спектакля, люблю «живорожденные» вещи, когда режиссер предлагает идею, а дальше в творчество включается все труппа. И складывается впечатление, будто спектакль рождается здесь и сейчас. Тогда постановка обретает для актеров особую ценность, ее любят, берегут.

 

 

– Театр кукол, да и вообще любой театр – коллективное творчество, синтез искусств. Здесь всегда важна работа ансамбля: актеров, режиссера, художника, композитора, хореографа и т.д. Для меня театр кукол это все-таки больше театр художника. Визуальный язык – для нас самый главный.

 

 

– Сначала был все-таки Мериме. Спроси у любого человека на улице, знает ли он «Кармен», то окажется, что он видел или фильм, или балет, или слушал оперу. Захотелось сделать и в нашем театре. Перед художником я поставил задачу, что спектакль будет без слов. И Виктор Антонов придумал такой бродячий театр. Мы решили, что не будем пытаться создать настоящую Испанию в Вологде. Вологда – это север, спокойствие, умиротворенность и долгое протяжное «о». Уж совсем не фламенко, коррида и кипящие страсти! Так что жанр спектакля мы определили как народная кукольная драма, придумали странствующий цыганский табор. Нарочитый грим, черные бакенбарды, жгучие кудри –  во всем этом есть элементы шоу, буффонады, гротеска. Но есть и тонкие вещи… За что я и люблю театр кукол: он позволяет «привить» нужные мысли очень деликатно, изящно, через метафоры.

 

 

–  Да, в этом и есть главный смысл режиссерской работы: сделать так, чтобы артисты были не просто носителями куклы, а чтобы пять энергий, пять состояний души были вмещены в эту маленькую куколку. Тогда эта энергия перейдет и в зал! Тогда и начнется тот взаимообмен, ради которого собственно мы работаем. Сверхзадача любого спектакля – донести до зрителя то, что мы хотим сказать каждой секундой своего существования на сцене, каждым жестом, каждым движением куклы. Это «слова», которые вы, сидящие в зале, должны прочитывать и получать удовольствие от понимания.

 

 

– Это школа. Артистов учат ансамблю, концентрации. Задача в том, чтобы все играли «про одно и то же». Чтобы сердце у всех стучало одинаково, так как оно должно стучать у Кармен, у Хосе, у Микаэлы. И достижение этой задачи всегда проходит в два этапа: эмоциональное и рациональное. Сначала артистов надо настроить, и уже потом начинать анализ.

 

 

– Не то, что не люблю. Просто частенько, когда говоришь «кукольный театр», тебя поправляют на «театр кукол». Но по сути – это одни слова. Какая разница? Если ты кукольник по нутру, по мироощущению, то все остальное уже не важно. Есть кукольный мир и много-много-много дорог…

 

 

– Да. Качу его по всем спектаклям. «Я расскажу тебе еще одно колесо», – услышал я как-то у одного питерского поэта, и подумал: «Да, это про меня».