Между жизнью и...

Глядя на улыбку Владимира Баранова, кажется, что Чеширский кот растворился где-то в Зазеркалье и материализовался в Рязанском ТЮЗе. Его голубыми глазами глядит на мир самый обаятельный участковый Точилин из «Улиц разбитых фонарей», а бархатным голосом говорит диснеевский Винни-Пух. Большая часть театральной биографии артиста связана с Санкт-Петербургом. Однако и по месту рождения, и по нынешней творческой прописке Владимира Баранова можно назвать рязанским: с 2013 года он служит в Театре на Соборной. Восемь рязанских лет оказались на редкость плодотворными: более двух десятков ролей, каждая из которых (даже эпизодическая) заслуживает отдельного комплимента. 26 мая театр поздравил своего любимого артиста с 65-летием. А «Новой газете» даже посчастливилось присутствовать на мини-бенефисе: иначе как моноспектаклем, лукавым, неожиданным и парадоксальным, это интервью назвать трудно. Словом, занавес открывается…

В роли Ричарда Уилли, спектакль «№ 13»

Средненький

– Владимир, вы росли в многодетной семье, четыре ребенка…

– Да, многодетная? Не знаю, жили просторно.

– Каким вы были «по счету»?

– Вторым. Это самое ужасное – средненький. Младшенький – любимый, старший – уважаемый. А средненький кто?.. Вот и по жизни я средненький.

– Ой ли? Смотря на вашу биографию, складывается впечатление, что вы – человек случая. После школы поехали в Ярославль, случайно, за компанию, а в результате выбрали профессию всей жизни и были зачислены в Ярославское театральное училище при театре им. Волкова. Несколько лет спустя также случайно приехали в Ленинград навестить друзей. Они случайно отправили вас показаться в знаменитый Ленинградский ТЮЗ им. Брянцева, куда в итоге вы поступили служить актером.

– Я мечтал стать врачом, но в медицинский институт провалился: по своему любимому предмету – химии – получил двойку. Вот и уехал из Рязани: вслед за девчонками, с которыми ходил в самодеятельный театр при ДК нефтяников. Так что случайно оказался в Волковском театре, случайно начал работать уже со второго курса. Для остальных это было естественно, а для меня случайно. Хотя у меня не было вопросов, что меня туда не примут. Да, и в Питер я поехал случайно, проведать однокурсников. Они стали уговаривать показаться в ТЮЗ им. Брянцева, ну и чтобы отстали, я пошел и показался. И Зиновий Корогодский, художественный руководитель, вдруг случайно меня принял.

– А какие поступки в жизни обдуманные?

– Сходить в «Пятерочку». Заранее написать список: хлеб, сахар, масло – а в результате прийти с солью. И второй раз пойти уже неслучайно.

Эгоист в Стоакровом лесу

– Давайте вернемся к питерскому периоду. Ленинградский ТЮЗ им. Брянцева – один из первых профессиональных репертуарных детских театров мира. Зиновий Корогодский – легендарный режиссер, народный артист РСФСР. Как складывалась ваша работа в этом коллективе?

– Зиновий Яковлевич взял меня в театр, тут же объявил необученным и принял сразу на третий курс в ЛГИТМиК. Но за первые два курса я должен был сдать институтские экзамены. И один педагог мне тогда сказал: «Вы впендюрились в самый маразм!»

– Это он все ТЮЗы имел в виду или именно ТЮЗ Корогодского?

– Корогодского, потому что, к сожалению, со своего пика он тогда уже начинал съезжать. Но еще стояла конная милиция. Причем именно на мой спектакль. Назывался он «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте». Уникальная постановка! Это были мультфильмы на сцене. Я не говорил ни слова, меня озвучивал другой артист, а я работал мимикой. Лицо так болело! Мультяшные реакции, пластика требуют огромных усилий.

– И чего в этом спектакле так опасалась милиция?

– Сейчас скажу. Это была свежесть! Это была молодость! Это была энергия! Почти ДнепроГЭСовская! Одна критик тогда написала: «Стоит в ТЮЗе появиться личности, как ее тут же заглушают мощным коллективным аккордом». Вот такие были спектакли у Зиновия Яковлевича. Без личностей. Зато какие аккорды!

– Раз речь зашла о мультфильмах, не могу не спросить о Винни-Пухе. В России этот любимый диснеевский персонаж говорит вашим голосом. Отождествляете себя с ним? Ощущаете таким же добрым?

– С чего вы взяли, что он добрый? Эгоист! В Стоакровом лесу все заняты какими-то делами, у всех заботы, проблемы. А что делает Винни-Пух? Мед, мед и еще раз мед!

– Сами мед любите?

– Нет! Лет шесть назад купил баночку, чтобы лечить голос, так она дома и стоит.

– Сколько лет прожили с Винни-Пухом?

– Ой, много. Даже, переехав в Рязань, продолжал ездить на дубляж. Было такое время, что игрушки в магазинах повсеместно говорили моим голосом. Артист, который озвучивает медвежонка в Америке, говорит так: «Winnie the Pooh forever!» Винни-Пух будет всегда. Он бессмертен.

Что может быть лучше Бальзаминова?

– В вашем театральном багаже есть еще один бесценный опыт – работа со знаменитым режиссером Анатолием Праудиным в Санкт-Петербургском театре «Балтийский дом». Поделитесь впечатлениями.

– С ним так интересно разговаривать! Он такой парадоксальный! Когда мы перешли к Праудину (в 1998 году Праудин вместе с частью труппы ТЮЗа им. Брянцева создал свою «Экспериментальную сцену» под крышей театра «Балтийский дом», – В.Н.), это был настоящий актерский рай! Одна пьеса в год! Год репетиций, семь месяцев разговоров, еще через семь месяцев все начинается сначала (хотя вот это уже муторно!). И потом за две недели выпускается спектакль. Зато мы выходили на сцену и знали, какого цвета глаза у прабабушки нашего героя, не говоря уже о событиях и коллизиях пьесы. Все разбиралось досконально. Это чудо! И вообще была мечта – выпустить спектакль и сразу начать новый. Не играть на публику.

– Работать было интересней, чем видеть конечный итог?

– Безусловно!

– Не каждый актер, полагаю, с этим согласится. Кому-то надо больше спектаклей, больше выходов на сцену, больше ролей.

– Если все роли качественные, то конечно. А если от каких-то можно отказаться сразу же, в чем смысл?..

– В вашем послужном списке сколько процентов качественных?

– Качественно все, а вот желаемых ноль.

– О как!

– Всю жизнь хотел сыграть Бальзаминова. Пришел в один театр – уже ставят, опоздал. Пришел в Рязанский ТЮЗ – опять ставят, но опять опоздал. По возрасту. Мечта сыграть Мишу Бальзаминова – она ведь не старела вместе со мной. А ему по тексту 25 лет, так что поздно, поезд ушел.

– Но есть же такое понятие, как творческая заявка, можно выбрать пьесу «под себя». Другую.

– Помилуйте, что может быть лучше Миши Бальзаминова!?

Кремень и первый сплетник

– Владимир, вы выросли в Рязани, в детстве приходили в ТЮЗ на спектакли. И вот, спустя годы, вернулись сюда уже в качестве артиста. Совпали ощущения от театра? От пространства?

– Да, абсолютно. Моя подруга, которая тоже здесь работала, любила говорить: «Это не театр, это конфетка!» А что может быть лучше конфетки?

– В разных интервью вы рассказывали, что пришли к режиссеру, что очень нравится, как работает Марина Есенина.

– Изначально я не знал, как она работает. Но теперь, когда узнал, ни за что отсюда не уйду, хоть выгоняйте.

– Мне особенно запомнилась роль Вернера в «Княжне Мери» по Лермонтову. Совестливый, переживающий…

– Вот те раз, играешь одно, зритель считывает другое. Это же первый сплетник на Северном Кавказе! Вообще интересно получается. В Питере критики обо мне писали, что много самоиронии: над «травестячьим» прошлым и т.д. А я удивлялся: «Где они увидели иронию?!» Я чистыми наивными глазами играю все ситуации, без всякого цинизма! Возможно, скепсис, но немножко.

– Интересная работа в постановке «Детство 45-53: а завтра будет счастье» по прозе Людмилы Улицкой, точнее по письмам, которые ей писали люди, чье детство пришлось на конец войны.

– Для меня это спектакль про свойство человеческой памяти. Послевоенное время, житье невыносимое, но в людских воспоминаниях все равно остается только самое хорошее, светлое. Это удивительно! Что пройдет, все будет мило.

– Свои роли переживаете, пропускаете через себя или воспринимаете отстраненно?

– Конечно, переживаю. Работаю по Станиславскому, как учили. Хотя есть и другая методика – Михаила Александровича Чехова, который, как мы знаем, полагал, что более продуктивен внешний взгляд, когда актер наблюдает за героем со стороны. Он все ждал, когда к нему «явится» персонаж и можно будет с ним побеседовать, задать вопросы. Но в конечном итоге: изнутри или снаружи – все приходят к одному и тому же. Надо погрузиться внутрь событий пьесы. А сверхзадача – это дело режиссера: почему мы ставим этот спектакль здесь и сейчас.

– В вашей фильмографии довольно много ролей в военных и полицейских лентах. Вспомнить хотя бы знаменитого участкового Павла Точилина из «Улиц разбитых фонарей». Но при общении складывается впечатление, что по натуре вы мягкий человек. Как себя чувствуете в таких образах?

– Я – кремень. Брюс Уиллис, Стивен Сигал и Ван Дамм вместе взятые.

– Точилина узнают на улице?

– Представляете, да. До сих пор, хотя я уже много лет не снимаюсь в этом сериале.

– То, что мама работала в редкой для женщины профессии: эксперт-криминалист – помогало?

– Честно скажу, в детстве меня это совсем не волновало. Я мало что знал о ее работе. Это уже когда она ушла в отставку, купила домик в селе, я удивился: «Чем заработала?» А так для меня она была просто мамой.

– Какое любимое место в Рязани?

– Улица Березовая. Лучшее место в городе, отдельное государство. Березы, сосны, белочки!

– А в театре какое любимое место?

– Нет места любимого, кроме сцены. Там уютней всего, выходишь и больше ничего не надо.

– А если надо настроиться?

– Я не такой, мне нужно болтать до последней секунды. Есть актеры, которые умолкают за два часа до спектакля, погружаются в роль. Если я замолчу на два часа, то выйду на сцену и вообще ничего не сделаю.

– Владимир, в финале по традиции хочется спросить о планах. Будем «смешить Бога»?

– Когда планируешь, ничего не получается. Вот если бы я запланировал из Ярославля уехать в Питер, пойти к Корогодскому, ничего бы не получилось. А так, походя, все и сложилось. Между делом. Между жизнью.

Фото Андрея ПАВЛУШИНА

Вера НОВИКОВА

читать весь номер