Дом незаходящего солнца

В конце июня стало известно, что администрация Рязани «приговорила» к сносу девять домов в центре города. В перечень вошли дома №№9, 11, 13а, 19, 21 на улице Садовой и №№34, 36, 50, 50 корп.1 на улице Урицкого. А в июле у меня состоялось знакомство с коренным 78-летним рязанцем, который всю жизнь прожил на улице Урицкого: родился в одном доме, через несколько лет переехал в другой, соседний.

Он говорил о своей проблеме, но постоянно «соскакивал» с темы на воспоминания. О послевоенном детстве, юности, а главное – об улице, улице и снова улице Урицкого.

По его мнению, устоявшемуся в советские времена, «интервью раздают только герои», поэтому наотрез отказался об упоминании его фамилии в газете. Так что назовем его Иваном Петровичем.

В ожидании бульдозеров

В свои годы пенсионер подтянут и бодр. В квартире, половина которой принадлежит Ивану Петровичу, светло и просторно. «Ко мне весь день заглядывает солнце», – говорит он и усаживается на деревянный стул рядом со старинным шкафом, на котором стоят в рядок фибровые чемоданы.

Обстановка утягивает в детство 1980-х, в котором нельзя было трогать псевдохрустальные, но все равно красиво звенящие бокалы, глиняный кувшин и фарфорового мальчика, выковыривающего занозу из ноги. А уж если возьмешь в руки одного из девяти священных слоников – неделю не увидишь ни мороженого, ни крошащегося киселя в брикете. Комод с потрескавшимся лаком и стеклянными полочками, объемный будильник, громогласно отщелкивающий секунды, горшки с цветами, аквариум с сонными рыбами – все из того, ушедшего века. Сотовый телефон в руках хозяина смотрится элементом фантастического фильма о далеком будущем.

Еще одно удивительное явление: несмотря на преклонный возраст самого дома (ему больше века, – Е.В.), в квартире нет следов разрухи. Трубы не текут, полы не скрипят и не проваливаются, только в кухне, на месте затопления верхними соседями, поселилась плесень. Потолочные балки и штукатурка не валятся на голову. Дом построен действительно на века.

Из большого окна с сосновыми рамами (в момент постройки были еловые, – Е.В.) видны первые этажи высотного многоквартирного новодела. Вероятнее всего, точно такой же в скором времени возникнет на месте дома №36 – пережившего и революцию, и Великую Отечественную, и власть коммунистов, и власть демократов. И только «Единую Россию» ценный в плане архитектуры и истории дом вряд ли переживет.

Матрацы, помидоры, колеи

– Родился в 1939 году в соседнем доме, сейчас на его месте большое строение, в котором чего только нет. Мама потом рассказывала, что в том году яблони цвели – улица просто кипела от цветов. А зимой все вымерзло, деревья пришлось пустить на дрова. Потом снова посадили, а они снова померзли в 72-м. Тот дом потом снесли. Когда был маленьким, он мне казался огромным, а перед тем как его должны были снести, зашел и удивился: какой же он маленький, как мы помещались?

У этого дома с соседним был общий двор. Раньше лета были жаркими, высокая температура держалась даже ночью. Все выносили матрацы во двор, там и спали, чтобы хоть немного прохладнее было. Вот бы сейчас такое сфотографировать.

На месте автомобильной дороги были две колеи от колес телег, между ними трава. Высокая трава, и две колеи. За домами до самой улицы Садовой были сараи и огороды. Все сажали там помидоры. Земля под картошку была в другом месте. Тем и питались – картошкой и помидорами, о мясе не мечтали. С 11 лет моей обязанностью стало поливать помидоры. Сначала таскал воду из колонки в бочку, вода прогревалась, потом таскал ее на огород. Несколько десятков кустов надо было полить. Хорошо помню, что именно 4 августа каждого года поспевали первые три-четыре помидорчика. Срывал, приходил домой и ел с солью и хлебом. Это было лакомством.

У нас было шесть кур. А у соседа – целая корова. Это была такая ценность! Семья переехала сюда из Подмосковья, так хозяин оттуда сюда гнал корову пешком. Шесть дней шли.

«Жевали парафин, вар и смолу»

– Во время войны мама работала в конторе по озеленению города. Не знаю, сажали ли они чего? Мне кажется, сотрудников держали просто для того, чтобы как-то подкормить. Они квасили капусту прямо на работе, все вместе, в больших бочках. И приносила домой мерзлую картошку: ее уронишь на пол, а она звенит.

Американцы присылали в детский сад макароны. Они были в картонных коробках, покрытых парафином, чтоб не промокали. Мы сдирали этот парафин и жевали. Летом жевали черный вар и смолу от вишневых деревьев.

После первого класса мама отправила меня в пионерский лагерь, он был напротив санатория на главной площади. Там же стояли прилавки для торговли. Местные бабы продавали там землянику, один стакан – один рубль. Это мелочь по тем временам. Я покупал.

Ходили с пионервожатыми в лес по грибы. Собирали сыроежки, запихивали их в бутыли с соленой водой и клали под кровати. На следующий день ели с хлебом.

В 1948 году отменили продуктовые карточки. На месте драмтеатра стоял продовольственный магазин, куда привозили хлеб. Его ждали по четыре часа, и хлеб всегда доставался горячим. Нам на семью давали большую буханку, плюс довесок поменьше, плюс совсем маленький довесочек. Пока я шел домой, съедал этот довесочек. Быстро откусывал и прижимал обкусанным боком к своему боку, чтоб прохожие не увидели и не сделали замечание.

Весной мы собирали кости под вороньими гнездами и тащили старьевщику. Он давал нам какие-то деньги, и мы покупали вкусное – засушенные груши с белым налетом. Хвалились ими друг перед другом и понемногу грызли. Еще любил, когда бабушка резала тонкими кругляшами свеклу и поджаривала на противне. Слизывал капли сахара, выступавшие на кусочках.

В том же 1948-м пленные немцы перед домом копали сточную канаву. Они были очень голодными. Давали им картошку и свеклу – они быстро поедали прямо с кожурой. Один раз увидели немца прямо на этой кухне, он жестами просил еды.

Почти все лето ходили босиком. Купаться бегали на Рюминский пруд. Сейчас кажется далеко, а тогда запросто добегали.

После шестого класса снова поехал в лагерь, в «Смену». Кормили хорошо. Мы ловили бабочек-махаонов, высушивали и делали коллекции. Запомнился воздух: вдохнешь – и словно паришь.

Серьезно и окончательно

О расселении заговорили лет двадцать назад. То «готовьтесь к новоселью», то «живите спокойно, никому вы не нужны». Люди устали и боялись делать ремонт. Поэтому многие квартиры оказались в плохом состоянии.

– В 1973 году отказались от капитального ремонта, но попросили сделать сливы под раковинами: женщины замучались вытаскивать воду. Заодно в подполе проложили трубу-«сотку», и я смог сделать туалет. Потом увидел у соседа ванную, позавидовал и тоже сделал. В 1976-м установил АОГВ, в 1977-м газовую колонку. У всех отключают горячую воду для выполнения ремонтных работ, а у меня всегда горячая вода и тепло, когда захочу – хорошая, просторная, благоустроенная квартира. До Торгового городка рукой подать, а там 40 минут езды – и я уже в лесу грибы собираю.

В конце 2016 года жильцам окончательно объявили о расселении дома. Ивана Петровича выселяют, по его словам, «на дожитие» в Дягилевский военный городок. В один из домов, от проживания в которых отказываются даже владельцы гнилых халуп.

Екатерина ВУЛИХ

читать весь номер