Я и Юра Козырев собирались прожить внутри психоневрологического интерната – ПНИ – две недели. Нюта Федермессер жила в интернате девять дней. Нюта решила меня подготовить.
Фото: Юрий Козырев / «Новая»
Мы встретились в Петербурге и поехали в один из ПНИ. В Петербурге – самые большие ПНИ в России. Это был женский ПНИ. В нем жили 700 женщин. Эти женщины живут там всю жизнь, не видя мужчин, потому что так их проще содержать. Зато не надо делать абортов и стерилизаций. Не надо выдавать прокладки под роспись и проверять, есть ли кровь на прокладках (это делается в том ПНИ, где я жила). Право на отношения, любовь, секс за этими людьми не признается. Людей можно просто содержать как разнополых животных, отдельно друг от друга.
Нас встречала директор. Красивая, живая. Она все время улыбалась и хотела поить нас чаем, но Нюта сказала, что хочет увидеть тех, кто живет в ПНИ.
Мы шли по коридорам, и директор обращала наше внимание на картины и аппликации на стенах. Я спросила директора – а сколько здесь курящих? Директор не поняла. Я спросила – кто из женщин курит? И директор сказала: «У нас никто не курит. Как Владимир Владимирович сказал про борьбу с курением, все бросили за одну неделю. Очень благодарны нам теперь».
Фото: Юрий Козырев / «Новая»
Нюта повернула из коридора и зашла в палату. На кровати у двери лежала бритая наголо старушка. Я никогда не видела пожилых женщин, бритых наголо, но я увижу, да, я увижу. Нюта сделала шаг, и из-за спины директора выглянула молодая женщина с беспокойным лицом – заведующая отделением и старушкой.
– Она не разговаривает, – сказала женщина. – Неспособна к коммуникации. Давайте другую выберем.
– Как ее зовут?
– Надежда Ш., – сказала женщина, на секунду выглянув за дверь. На двери был листочек с фамилиями тех, кто содержится в этой комнате.
– А по отчеству?
– Кажется, Александровна.
Нюта поздоровалась и села на краешек кровати. Директор, заведующая и несколько сотрудников остались в дверях.
– Как вы, Надежда Александровна?
Старушка кивнула. Она шевелила губами, Нюта наклонилась к губам. Старушка сказала: «Хорошо».
Нюта осторожно взяла ее за руку. Старушка сжала пальцы. Она смотрела на Нюту. Я стояла рядом и видела, как глаза медленно фокусировались на ее лице, яснели.
Старушка попыталась приподняться, Нюта подоткнула ей подушки.
– Вы встаете?
– Нет.
– Вам помогают выйти на улицу?
– Я же не хожу, – сказала старушка и посмотрела на директора.
– Вы знаете, какое время года сейчас?
– Нет.
– Сейчас зима, – говорит Нюта. – Вы любите зиму?
– Люблю. Я люблю снег.
– Он холодный и тает, да? – говорит Нюта. – Его приятно сжимать.
– Он белый.
Нюта оборачивается к двери. Говорит: принесите снега.
– Что? – говорит заведующая.
Нюта говорит: снега.
Шорох у двери, одна из нянечек убегает.
– Вы давно здесь живете? – спрашивает Нюта.
– Я не знаю, – сказала старушка. – Давно.
– А до этого где жили?
– Я с мужем до этого жила. Мы хорошо жили, он меня очень любил.
– А как он вас называл?
– Любовь.
– Как красиво он сказал.
– Он не сказал так, – говорит старушка. – Это мое имя. Любовь.
Нюта оборачивается назад и смотрит на директора. Директор смотрит на заведующую. Заведующая говорит: «Ну ошиблась я, простите. Там несколько имен на двери».
Сиделка бегом вносит миску со снегом, директор торопит ее. Нюта ставит миску на кровать, Любовь опускает в них пальцы. Сжимает.
– Холодно? – говорит Нюта.
– Холодно, – говорит Любовь.
Мы идем в следующую комнату. И в следующую. Мы проводим в ПНИ пять часов.
Фото: Юрий Козырев / «Новая»
Потом мы идем пить чай с директором. Директор рада, что «экскурсия» закончилась.
Нюта говорит: «Я вижу, вам тяжело».
Директор кивает и перестает улыбаться. Говорит: «Хорошо, что вы нас видите, как есть».
– Если бы вы могли поменять систему? Как угодно?
– А вы сможете донести до?.. Ну?.. – говорит директор.
– Я очень постараюсь.
– Смотрите, пока они живут в интернате, их деньгами мы распоряжаемся. А потом они умирают, и их деньги достаются родственникам, которые их бросили, или в казну. Но это же несправедливо устроено с их деньгами!
– А как бы вы устроили?
– Надо, чтоб деньги в интернате и оставались, – говорит директор. – Все так считают, весь персонал. Вы донесете до, ну, людей, Анна Константиновна?
Нюта говорит: «Конечно. Мы еще много раз с вами поговорим».
Мы выходим, ночь, падает снег. Я курю и думаю, что могу курить. Что у меня есть имя. Что со мной разговаривают. Что я принадлежу себе и сейчас, вот прямо сейчас сяду в машину и уеду.
Нюта говорит: «Эта директор – их опекун. У тебя семьсот женщин под опекой и ты не знаешь их имен. Тебе необязательно».
– Как вы с ней вообще разговариваете?
– Я разговариваю с людьми, Лена, и вы разговариваете с людьми. Да? Надо менять системно, систему, это не в одиночку. Люди нам помогут. Она нам поможет.
Фото: Юрий Козырев / «Новая»
Нюта борется за закон о распределенной опеке. Этот закон делает так, что ты больше не принадлежишь директору интерната. Родственники по-прежнему будут твоими родственниками, а не откажутся от тебя, если не могут за тобой ухаживать. Они могут приходить к тебе, могут забирать тебя с собой.
Правозащитники могут быть твоими опекунами. НКО. Разные опекуны будут контролировать друг друга. И у недееспособного человека сохранятся человеческие права. Это откроет дорогу сопровождаемому проживанию – жизни вне интерната, но с поддержкой.
Нюта действительно разговаривает со всеми. Ее позиция в Народном фронте разрешает ей проходить в любой интернат. Вместе с нижегородским губернатором она создала Службу по защите прав людей с психическими нарушениями. Эта служба, неподотчетная ни одному министерству, имеющая право проходить во все интернаты, больницы, диспансеры.
За два года ее работы служба открыла 4870 дел, помогла 3894 людям.
Что происходит сейчас.
Сейчас, когда наши права сокращаются каждый день, пересматривается и закон «О психиатрической помощи». Сегодня состоится уже второе чтение. После того, как его примут, деятельность нижегородской службы и подобных ей (регионы готовились перенимать опыт) будет вне закона. Возможность распределенной опеки и сопровождаемого проживания вне стен интерната – исключается. Временный выход за стены интерната – по решению директора, которое нельзя обжаловать.
Что не запрещено новой редакцией закона – привязывать, изолировать, не пускать людей снаружи, отбирать сотовый телефон или любую вещь. Брить наголо. Стерилизовать, если забеременеешь. Обкалывать, если поднимешь голос. Держать взаперти до самой смерти. Заставлять забывать снег.
Фото: Юрий Козырев / «Новая»
Нюта пришла на заседание комитета Госдумы с фотографиями привязанных обритых людей. С 40 тысячами подписей тех, кто поверил, что человек равно человек. Перед голосованием депутатам напомнили, что поправки поддерживает ГПУ – государственно-правовое управление президента РФ.
Перед голосованием Нюта просила, чтобы оно не было единогласным – «ради порядочности».
Проголосовали единогласно.
Нюта расплакалась и сказала: «Мои слезы – это стыд за вас».
Депутаты попросили Нюту вести себя прилично.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ