«Место для дискуссий» крестьян и адвокатов

Одним из главных требований российской либеральной оппозиции начала XX века была так называемая четыреххвостка, то есть всеобщее, прямое, равное и тайное избирательное право. Созданная в 1906 году Государственная дума, как и большинство существовавших в то время в мире парламентов, не соответствовала большинству этих критериев. Выборы были устроены по сложной «куриальной» системе и везде, кроме нескольких крупнейших городов, были многоступенчатыми: избиратели выбирали выборщиков, а уже выборщики избирали депутатов. При этом число ступеней, в зависимости от курии, могло доходить до четырех. Существовал возрастной ценз (не могли голосовать люди младше 25 лет), ценз оседлости (не допускались до выборов так называемые бродячие инородцы, т.е. кочевые народы Средней Азии, Сибири и Дальнего Востока). За небольшими исключениями, не могли избираться и голосовать чиновники, военнослужащие и полицейские. Разумеется, избирательных прав были лишены и женщины.

Парадоксальным образом, несмотря на массу ограничений, в российском парламенте были хорошо представлены не только интеллигенция, но и крестьянство: монархическая власть видела в крестьянах лояльный «здоровый элемент» в противовес либерально настроенному городскому среднему классу. Однако, к большому разочарованию властей, крестьяне охотно присоединялись и к левым фракциям, пополняя ряды оппозиции.

Несмотря на манипуляции с выборным законодательством и довольно робкие попытки вмешательства в процедуру голосования, власти не получили устойчивого большинства ни в одном из четырех созывов Думы. Исследования современных историков подтверждают, что российский парламент вовсе не был послушной марионеткой правительства.

Российский император Николай II (в центре) во время тронной речи на церемонии открытия Государственного совета и Государственной думы Российской империи I созыва в Зимнем дворце. 27 апреля 1906 г. ТАСС

Выборы прямые, равные, тайные и… женские

После Февральской революции российская избирательная система неожиданно стала едва ли не самой прогрессивной в мире.

Мечта российских демократов наконец сбылась: 3 марта 1917 года Временное правительство объявило о проведении выборов в Учредительное собрание на началах всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.

Отменялись все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Кроме того, объявлялись досрочные выборы в органы местного самоуправления по новым правилам. Состав этих органов серьезно изменился, поскольку число избирателей многократно увеличилось – например, в Петрограде и Москве более чем в 100 раз.

Примечательно, что поначалу «всеобщее» избирательное право не касалось женщин – похоже, ни Временное правительство, ни Петросовет, состоявшие исключительно из мужчин, просто не вспомнили о таком «пустяке».

Однако женское общественное движение, находившееся в дни революции на подъеме, не собиралось безропотно сносить подобную несправедливость.

Организованный Лигой равноправия митинг собрал 19 марта 1917 года более 40 тысяч женщин, принадлежащих к самым разных социальным слоям и группам. Демонстрантки направились к Таврическому дворцу, где, вызвав на переговоры председателя Петросовета Чхеидзе и председателя Госдумы Родзянко, потребовали избирательных прав. Ультиматум был принят, и в апреле 1917 года впервые в истории России женщины получили возможность голосовать и избираться сначала в органы местного самоуправления, а в сентябре – и в Учредительное собрание.

Однако до фактического равноправии было очень далеко: например, в городскую думу Петрограда прошло только 10 женщин (5% от всего числа гласных), а из числа депутатов Учредительного собрания женщины составляли не более 1%.

Словно на базаре

После Февральской революции Россию охватила партийная лихорадка. Выборы в советы, разнообразные ко митеты и комиссии порой проходили без соблюдения жесткой процедуры, воспринимавшейся как ограничение с таким трудом завоеванных свобод. Сходили со сцены старые политические силы: было запрещено черносотенное движение, его газеты закрылись, а лидеры черносотенцев предстали перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства.

Примечательно, что черносотенцы фактически не оказали никакого сопротивления и не сумели мобилизовать своих многочисленных – как выяснилось, лишь на бумаге – сторонников. Быстро набирали популярность левые силы. Общество словно отыгрывалось за все предыдущие годы несвободы, и партийные организации росли как грибы.

Атмосферу тех дней передает рассказ современника, прапорщика военного времени Дмитрия Оськина: « На другой день я пошел на Всероссийский крестьянский съезд. Съезд проходил в Народном доме на Кронверкском проспекте. Зал оперного театра вмещал до пяти тысяч человек. Фойе театра заняли киоски, в которых продавались революционные книги и брошюры. Почти над каждым киоском надпись, какой партии он принадлежит: «Партия народной свободы» без лозунга, партия народных социалистов с лозунгом: «Все для народа и все через народ», партия социал-революционеров с лозунгом: «В борьбе обретешь ты право свое», партия социал-демократов с лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Тут же объявление о приеме в партию.

Я подходил к киоску, и меня тут же спрашивали:

– Какой партии?

Услышав, что беспартийный, предлагали немедленно записаться.

– Подожду, – смеялся я. – Дайте осмотреться.

– Лучшее нашей партии нет! – говорил каждый.

В конце концов приглашения стали надоедать, точно находишься на каком-то базаре, где стараются всучить ненужные тебе вещи».

Избиратели осматривают предвыборные плакаты. Петроград, 1917 г.

Созданные таким образом организации были хоть и многочисленными, но при этом рыхлыми и неустойчивыми: позже, на фоне политических поражений и репрессий, они быстро распались. Однако политическая самоорганизация пустила настолько глубокие корни, что даже у большевистской власти ушли многие годы на то, чтобы произвести тотальную «зачистку» политического поля.

Качество, перешедшее в количество

Большевики пришли к власти, несмотря на то, что их не поддерживало большинство избирателей: на выборах в Учредительное собрание они получили лишь четверть голосов. В ситуации свободных выборов им вскоре пришлось бы уступить власть. Но с началом Гражданской войны «качество» избирателей стало не менее важным фактором, чем количество: за большевиков проголосовали столицы – Петроград и Москва, а также Северный, Западный фронты и Балтийский флот, многие крупные города центральных губерний.

Оппоненты большевиков уступали им в организованности. Победители выборов, эсеры, получившие почти половину мест в Учредительном собрании, в реальности представляли собой довольно рыхлый конгломерат различ ных политических групп. Кроме того, в условиях Гражданской войны симпатии  армии и жителей больших городов были намного важнее, чем симпатии плохо организованной, хотя и многочисленной крестьянской массы, составлявшей основной электорат эсеров. Прочие же претенденты на «всероссийский престол» – кадеты и меньшевики – не набрали на выборах и 5%.

Однако удержать власть без помощи репрессий большевики в такой ситуации все равно не могли. Методичное преследование политических конкурентов началось вскоре после переворота. В ноябре 1917 года была запрещена открыто выступившая против большевиков кадетская партия, в январе 1918-го – разогнано Учредительное собрание, а демонстрации в его поддержку жестоко подавлены (в Петрограде и Москве погибло несколько десятков человек).

Чуть позже появился закон о печати, разрешавший закрыть любое издание и арестовать его редактора за «явно контрреволюционные» публикации. Закон активно применялся: всего за два месяца – январь и февраль – в столицах было закрыто 70 газет.

Уже первая после Октября кампания по выборам в местные советы, случившаяся весной 1918 года, проходила в условиях жесточайшего давления. Доклад о нарушениях на выборах в Моссовет, подготовленный меньшевиками, описывал ситуацию так: «Арестовывали ораторов меньшевиков и эсеров. Назначали выборы неожиданно, в присутствии ничтожной кучки своих сторонников. В случае избрания меньшевиков добивались всякими правдами и неправдами новых выборов при участии меньшего количества избирателей». В «Правде» эсеров и меньшевиков клеймили «контрреволюционными агентами» и «убийцами на службе буржуазии». «Трудно представить себе нечто более гнусное, позорное и отвратительное, чем картина большевистской избирательной кампании», – подытоживали авторы доклада.

Последние игры в демократию

Тем не менее установление жесткой однопартийной диктатуры произошло далеко не сразу. Даже во время Гражданской войны, несмотря на махинации с выборами и преследования политических противников в Советской России все же оставалось небольшое – хотя и постепенно сжимающееся – поле для легальной политической конкуренции, по крайней мере для социалистических партий. Власть еще не могла позволить себе полностью запретить их, однако держала под строгим контролем: деятельность партийных организаций то запрещалась, то вновь разрешалась, газеты часто закрывались, а активисты арестовывались.

Кроме того, держа в уме результаты выборов в Учредительное собрание, большевики полностью перекроили под себя всю избирательную систему.

Голосование перестало быть всеобщим (представители «эксплуататорских классов» были лишены избирательного права), равным (рабочие по конституции 1918 года получили большее представительство, чем крестьяне) и прямым (выборы снова стали многоступенчатыми).

Более того, зачастую голосование даже не было тайным. Демократические завоевания 1917 года сошли на нет.

Хотя оппозиция все же умудрялась одерживать победы и в таких условиях. В столицах контроль над выборами был более жестким, но в провинции ситуация была различной. Весной 1918 года меньшевики и правые эсеры получили большинство в советах Брянска, Коломны, Костромы, Златоуста, Сормова, а в июне выиграли выборы в Казани. Однако в Петросовет удалось провести лишь 80 оппозиционных депутатов, в то время как союз большевиков и левых эсеров получил 792 мест.

Весенняя кампания 1918 года было последним крупным электоральным успехом небольшевистских партий. В дальнейшем их представительство в советах неуклонно снижалось. Если в столицах еще пытались играть в демократию, то в провинции местные власти не брезговали никакими средствами. Вот один из характерных примеров. В рабочем поселка Богородицкий Нижегородской губернии весной 1919 года выборы в местный совдеп неожиданно выиграли меньшевики. Однако старый большевистский совдеп не только не прекратил свою деятельность, но и добился (в рамках борьбы со свободной торговлей) закрытия местного базара, где покупали продукты местные жители.

24 мая в поселке случился голодный бунт, во время которого несколько коммунистов было растерзано толпой.

Меньшевистскому совдепу удалось успокоить толпу, однако вскоре депутаты были арестованы прибывшим карательным отрядом, обвинившим их в организации «контрреволюционного выступления». 11 меньшевиков приговорили к смертной казни с заменой 15-20 годами заключения*.  (* Д.Б. Павлов. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 – середина 1950-х годов. М., 1999. – С. 29-30.)

Последний протест

Неудивительно, что уже к 1921 году представительство оппозиции в губернских советах практически исчезло. В работе X Всероссийского съезда советов принимал участие лишь один небольшевистский партийный депутат (он принадлежал к анархистам-универсалистам). В августе 1922 года в Москве прошел показательный судебный процесс над руководителями правых эсеров, обвиненными в вооруженной борьбе против советской власти, терроризме и государственной измене. В октябре после массовых арестов на подпольное положение перешла партия меньшевиков. Хотя в конституции еще не появилось положение о «руководящей и направляющей роли», ВКП(б) стала единственной легальной политической партией в стране.

Официально провозглашалось, что «мелкобуржуазные» политические партии просто растеряли народную поддержку и умерли естественной смертью. В реальности, однако, решающую роль сыграли репрессии.

На финишную прямую дело вышло в феврале 1921 года, когда всем губернским чрезвычайным комиссиям было приказано «в самый кратчайший срок разбить партийный аппарат антисоветских партий» и арестовать их активных членов. В том же году в Советской России появились специальные политические тюрьмы – политизоляторы ГПУ, куда вскоре стали помещать не только активистов небольшевистских партий, но и большевиков-оппозиционеров (фракционная деятельность внутри самой большевистской партии была запрещена в том же 1921 году). Окончательно все нелегальные организации социалистических небольшевистских партий были разгромлены к середине 1920-х.

Как ни удивительно, но остатки политической конкуренции сохранялись и в таких условиях. Советская избирательная система неслучайно дискриминировала крестьян. Тотальная «зачистка» политического поля, случившаяся в 1921-1922 годах, не могла не вызывать недовольства, которое большевики, однако, сумели смягчить резким изменением экономической политики. Переход к НЭПу, включавший снятие раздражавшего всех запрета на свободную торговлю, а также легализацию мелкого частного предпринимательства, укрепил политические позиции большевиков.

Однако эффект этих мер был временным: среднее крестьянство желало дальнейшей либерализации экономики, снижения цен на промышленные товары, выравнивания налогового бремени и т.д., и большевики справедливо опасались, что по мере углубления НЭПа их поддержка в деревне будет падать.

Запрос на небольшевистскую политическую партию, отражавшую интересы крестьянства, во время позднего НЭПа был необычайно высок.

Выборы в местные советы и исполкомы, утратившие самостоятельность и ставшие лишь исполнителями воли вышестоящих органов, не могли дать выхода этому недовольству. Административный нажим, отсутствие реальной власти, безальтернативность выборов приводила к росту абсентеизма и в городах, и в деревне. Неожиданно в 1925 году во время рядовых выборов в местные советы произошло нечто вроде протестного голосования: и в городах, и на селе вдруг резко увеличилась доля беспартийных депутатов. Власть была вынуждена пойти на уступки, объявив кампанию по «оживлению советов».

Впрочем, либеральный период длился совсем недолго. С победой Сталина во внутрипартийной борьбе гайки вновь начали закручиваться: уже с 1927 года число «лишенцев» стало быстро расти, а еще спустя несколько лет коллективизация окончательно закрыла «крестьянский вопрос». Когда в 1936 году новая конституция наконец восстановила всеобщее, прямое, равное и тайное голосование, выборы в советы уже потеряли всякий реальный смысл.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Кто не работает на государство, тот не ест 

«Можно самому себе домой похоронку писать»