Малый центр Рязани. Автор этих строк от руки заполняет анкету на получение скидочной карты в одной из торговых сетей. Возможность регулярно экономить на покупках вроде бы радует, но физиономия будущего обладателя пластикового прямоугольника напоминает взгляд филина, которого только что накормили творогом. Что уж говорить о выражении лица того, кто, наблюдая сей процесс, недоумевает, уж не издевается ли над ним пишущий?

Все дело в том, что лет с десяти у меня неразборчивый почерк. Я доблестно пытался выправить его, но усидчивость, воля и сопутствующее им пыхтение настойчивого школьника были напрасны. Каракули с бараньим упорством лезли на бумагу и выстраивались в почти нечитаемые даже для их творца строчки, предложения и абзацы.

Борьба с каракулями

Пока ручку и бумагу почти полностью не вытеснили из нашего обихода клавиатура, монитор и дисплей смартфона я честно боролся со своим изъяном. В докомпьютерную пору незадачливый ученик и не самый прилежный студент со всем тщанием выводил буквы, делая экзаменационные работы, заполняя анкеты для паспортного стола и прочих присутственных мест, слагая юношеские вирши и сочиняя письма своим иногородним знакомцам.

Те, кому еще нет 30, едва ли представляют себе этот ритуал. Шариковая ручка, обычный листок из школьного альбома для рисования или двойной, осторожно извлеченный из тетради в клетку. Поздний вечер или глубокая ночь. Домашние мирно спят. Я удобно устроился за столом в своей комнате. В маленькой эпистолярной мастерской тишина и уют. Мысли, чувства и воспоминания неторопливо переселяются на бумагу.

Первые адресаты

Мои первые адресаты – участники всероссийского конкурса «Кто лучше знает Францию». Они живут слишком далеко, чтобы можно было встречаться и созваниваться – в Туле, Белгороде и подмосковном Троицке. С парнями мы делимся остротами и лингвистическими премудростями родного или близких нам языков. А для одной милой особы я придумываю романтичные французские рифмы, расспрашиваю об увлечениях, обсуждаю итоги футбольного чемпионата мира.

Со всеми этими людьми я виделся лишь однажды, на том самом соревновании юных любителей галльского духа. Потом мы несколько лет общались только с помощью регулярных посланий, но вскоре потеряли друг друга из виду.

Заповедный конверт

Сам процесс создания письма от руки – очень волнующий процесс, особенно для того, кто потом с большим трудом может прочесть написанное.

– Твою «вязь» разбирали всей ротой, – однажды признался близкий друг, получавший мои послания во время службы на финской границе. Мне было одновременно смешно и очень неуютно от того, что старания писателя заслужили такой «восторженный отклик», но ответ приятеля содержал столь яркие подробности армейского быта, что о своих загадочных «шифровках», поставивших в тупик даже бывалых пограничников, я быстро забыл.

Вообще самый трогательный момент для поклонника эпистолярного жанра – это получение заветного конверта, который несет адресату долгожданную весточку, а иногда и бесхитростное желание как можно скорее оказаться вместе.

Письмо может быть кратким, но если ты чувствуешь в нем биение близкого тебе сердца и неожиданно находишь рядом с маленьким листочком её фотографию из заповедных мест, которые тебе еще предстоит открыть и познать, ощущение наступающего счастья трудно передать на бумаге, в компьютерном файле и даже голосом.

Другое детство

Эпистолярный жанр с посланиями, написанными от руки, ушел в очень долгую спячку пару десятилетий назад. Но как знать, может быть, он вернется, как наслаждение для эстетов. Ведь если объединить шелест бумажного листка, его запах, особенности почерка (он то небрежный, до подчёркнуто разборчивый) с возможностями нашего сверхтехнологичного века, то наверняка удастся передавать на любые расстояния притягательные нюансы и игру воображения того, кто, выстраивая череду букв и абзацев, пытается донести до адресата свои тайные знаки и заповедные чувства.

Смею предположить, что детство многих людей моего круга было бы другим, если бы родители, бабушки, дедушки не показывали нам выцветшие листки бумаги с искренними признаниями родственников, которые воевали или уезжали в далекие командировки, попадали из родной деревни в совершенно незнакомый город. Любопытно, что будут знать внуки о нашем восприятии этого мира, если электронные книги, газеты и послания окончательно вытеснят бумагу?        

Правда, грянувшая несколько дней назад мобилизация делает возрождение полевой почты не таким уж фантастичным. 

Иллюстрация: Георгий Титов

ЧИТАЙЕ ТАКЖЕ

Пушкинская карта бита