Высококвалифицированный слесарь мог получать неподдельное удовольствие от советской действительности
Мой папа вырос в обеспеченной по послевоенным меркам семье летчика-фронтовика, но еще подростком пришел к выводу, что легкие деньги ему не интересны. Такой образ мыслей наверняка возник у него под влиянием пресловутой хрущевской реформы, которая была призвана укрепить связь школы с жизнью.
Подросток набирает высоту
Ребят директивно перевели на 11-летнее обучение, и последний класс чуть ли не на половину состоял из производственной практики на авиаремонтном заводе в Дягилевском военном городке. Отец получил разряд слесаря и, успешно сдав выпускные экзамены, без проволочек устроился на это режимное предприятие. Молодому специалисту платили 120 рублей в месяц, что в середине 60-х было процентов на двадцать выше средней зарплаты по стране. К приличному доходу быстро привыкаешь, и молодой человек, желая получить высшее образование, не потеряв в деньгах, поступает на вечернее отделение Рязанского радиоинститута.
Вперед к секретам
Но вскоре Минобороны издает приказ о призыве таких студентов в армию, и папа два года отдает долг Родине в ракетных войсках стратегического назначения. Вернувшись домой, ему не слишком хотелось продолжать учебу, так как появилась возможность устроиться слесарем на приборный завод – один из флагманов отечественной оборонки.
Еще до армии папа женился, совмещать семейную и студенческую жизнь вкупе со сложной ответственной работой было трудно.
Зато мой родитель очень быстро привык к быту и нравам рабочей аристократии. Попасть на это предприятие можно было только через так называемый первый отдел – некий прообраз современной службы безопасности. Непосредственной задачей цеха, где работал отец, была сборка станций слежения за воздушными целями. Но говорить об этом было категорически запрещено. На все вопросы любопытных о роде изготавливаемой продукции как инженер, так и рабочий были обязаны отвечать: «Всякие электрические приборы».
Ничего тяжелее пинцета
Но секретность компенсировалась высокими зарплатами, интеллигентными сослуживцами, возможностями применить свои таланты в футбольной и баскетбольной команде завода.
На работу папа, несмотря на рядовую рабочую специальность, ходил в костюме и галстуке, причем в гардеробе у него было несколько комплектов такой одежды. Это был негласный дресс-код, чтимый большинством сотрудников цеха.
Зарплата и аванс часто отмечались в легендарной «нулевке» (ресторан «Рязань» около цирка), на обед слесари нередко ходили не в заводскую столовую, а в ресторан «Москва» на улице Революции (ныне Соборной), где сейчас располагаются комнаты маневренного жилищного фонда.
«Были годы, когда на работе я не поднимал ничего тяжелее пинцета, но брак был недопустим, ведь одна маленькая деталь для станции стоила как чешский мотоцикл «Ява», – вспоминал отец, будучи на пенсии.
Я был еще школьником и слушал эти истории уже в разгар горбачевской перестройки как сказки о светлом счастливом прошлом. Правда, папа на всю жизнь остался невыездным, но не особо страдал от этого, ведь можно было с шиком путешествовать по своей огромной стране.
На их единственную с мамой поездку на Черное море в экзотичный Батуми он взял с собой отпускные вместе с зарплатой – около тысячи рублей. Для начала 70-х – солидный капитал. Хотя родители не любили юг, но впечатлениями об этом вояже они наслаждались до конца своих дней. Вера в бесконечный развитой социализм пошатнулась у мамы с папой лишь в конце 80-х, а беспощадные 90-е заставили жить их только воспоминаниями.
Денис ПУПКОВ