Маковые страхи

Если черным-черным вечером подойти к одному кукольному-кукольному театру, то можно увидеть, как вспыхнут над входом зеленые-зеленые глаза. Из-под правой ноги зашипит и выскочит черный-черный кот, из-за левого плеча прокаркает и вылетит черный-черный ворон. А тяжелая-претяжелая дверь зловеще скрипнет и приоткроется. Вот тут надо не растеряться и постучать три раза. В окошко кассы. И спросить билет на премьеру Рязанского театра кукол «Лафертовская маковница». (А зеленые глаза на рекламном баннере действительно горят, проверьте!).

Давши слово, держись. В предновогоднем интервью белорусский режиссер Олег ЖЮГЖДА поделился своими мыслями о новой постановке «Лафертовская маковница» и пообещал «легкую жуть». Проходит чуть больше месяца, и вот уже расклеенные по всему городу афиши приглашают на премьеру в театр кукол. Афиши оправдывают и «жуткое» обещание. Оплывший огарок свечи, легкая струйка дыма, недобрый прищур кошачьего глаза и взъерошенный черный ворон – атмосфера создана, зритель заинтригован. Осталось лишь – в лучших традициях Хичкока – нагнетать и увеличивать градус.

А уж в этом Жюгжде опыта не занимать. Его творческое резюме богато мистическими названиями: «Вий», «Демон», «Панночка», «Фауст»… Теперь достойное место в этом ряду займет и повесть Антония Погорельского «Лафертовская Маковница», впервые опубликованная в 1825 году и ставшая первой фантастической повестью в истории русской литературы.

В том же интервью мы с режиссером поразмышляли о природе фантастического, чем фантастика, например, отличается от сказки. «Фантастика делает шаг дальше и занимается областью «нереального, но при определенных условиях возможного», – так сформулировал тогда Олег Жюгжда. Такой «нереальной, но возможной» в результате оказалась история, рассказанная в его спектакле.

Возможен вполне (до определенного момента) сюжет повести Погорельского. В Москве живет старушка, известная под прозвищем Лафертовская Маковница: днем торгует маковыми лепешками, ночью ворожит. Из-за этого сомнительного промысла она рассоривается с племянником – набожным почтальоном Онуфричем, который знаться не хочет с теткой-колдуньей. Зато жена Онуфрича Ивановна смотрит на бабкины занятия куда практичнее. Оно и понятно: красавица-дочь Маша уже вошла в невестину пору, а приданого нет. Вот и отправляется Ивановна вместе с Машей на поклон к богатой бабушке. И та обещает устроить судьбу Маши, но девушка должна прийти к ней ночью одна.

И вот тут возможное переходит в нереальное: колдовской обряд, черный кот, пророчество, обещанный жених и ведьминский клад… Словом, бедной Маше остается надеяться только на свое чистое сердце, чтобы справиться с нечистой силой.

В богатой, образной прозе Погорельского европейская романтическая традиция переплетается с русским городским фольклором. Убедительности придают точные детали. Практически четко обозначается время: «лет за пятнадцать пред сожжением Москвы». Топонимы локализуют место действия: Лефортово, у Проломной заставы.

Такие же узнаваемые моменты прочитываются и в спектакле Жюгжды. Прежде всего, главный элемент аскетичной сценографии: окна с резными деревянными наличниками (художник Екатерина Трифанова). Использовать этот образ, как рассказывает режиссер, постановочную группу вдохновила сама Рязань, на старинных улочках которой еще можно встретить изумительные образцы деревянного зодчества. (Хотя тут с сожалением также хочется добавить «лет за N-цать пред сожжением…»).

Одна эта деталь придает истории «плоть и кровь». Зритель видит не иллюстрацию текста, а преданье, которое рассказывают сами горожане: «А вы слышали?..»

Образы городских жителей, созданные артистами театра кукол, также хорошо узнаваемы. Зоя Бгашева – уважаемая, солидная барыня (в нужный момент весьма зловещая в своей статуарности). Вездесущая кумушка (Татьяна Дубовикова), которая знает все про всех и лучше всех. Валерий Скиданов – степенный и благочинный хозяин, о добропорядочность которого разбиваются все происки нечистого. Два бравых молодца в исполнении Василия Уточкина и Егора Чудинова – городские щеголи, лихо заламывающие козырьки над кучерявым чубом. И романтическая барышня Анна Лисина, нежная сердцем, но твердая духом.

Они и ведут все действие в модном сегодня жанре повествования «telling story». В спектакле нет ни одного лишнего движения, все выверено и сыграно будто по нотам. Гармонично в выбранном жанре существуют и куклы. Само их устройство – на шарнирах – не предполагает легкого, незаметного для зрителя управления. Поэтому артисты и куклы существуют на сцене на равных. И, как это мастерски умеет делать Жюгжда, взаимоотношения человека с куклой придают происходящему совершенно новый смысл. Чего стоит одна только сцена между Онуфричем и Ивановной на супружеском ложе под одеялом! Вполне невинный текст вдруг наполнился такой провокацией, что зал взорвался от хохота!

Надо сказать, даже взрослый зритель довольно бурно реагировал на происходящее. «…Осподи!» – то и дело вздрагивала моя соседка. А знаменитый балагур и мастер кукольного дела Андрей Абрамов поинтересовался в финале у режиссера, будут ли выдавать памперсы перед показом. Испугаться не мудрено: мертвецы встают из гроба, таинственные тени скользят по стенам (анимация Даниила Жюгжды), бледные призраки мерещатся в окнах, зловеще мяукает черный кот. И, конечно, хоррора нагнетает леденящая кровь музыка (композитор Альбина Шестакова). Она же и развеивает злые чары: лирическая тема «Маши и Ульяши» стала главным украшением счастливого финала.

«Лафертовская маковница» – спектакль без двойного дна, но удивительно театральный и поставленный с нескрываемой иронией. Ни к чему не относиться всерьез – к этому постановка призывает, уже начиная со слогана: «Как разбогатеть и удачно выйти замуж». Смешное и страшное, реальное и мистическое сплетаются самым непредсказуемым образом. Но в финале стоит задуматься над собственными страхами и суевериям: в конце концов, не так страшен черт на сцене, как зло, которое может таиться в душе человека.

Фото Андрея ПАВЛУШИНА

Вера НОВИКОВА

читать весь номер