К 1953 году в СССР сидел каждый 74-й житель страны. После смерти Сталина были освобождены 1 201 606 человек – более половины зэков ГУЛАГа. К чему привела такая амнистия

«После амнистии 27 марта в Орске случился тихий бунт ссыльных немцев. Они пришли к коменданту небольшой представительной делегацией. Стали задавать вежливые, но настойчивые вопросы. Комендант сказал то, что они и сами хорошо поняли из текста Указа Президиума Верховного Совета. Амнистия касалась только лагерников. Для ссыльных все оставалось как было. Немцы вышли, перекурили, вернулись и заявили твердо, что теперь будут отмечаться в комендатуре раз в месяц. Комендант ждал худшего, сказал, что доложит по начальству, достал папиросу и добавил устало: «По мне, вы хоть вообще не ходите!..» Виктор Ремизов, «Вечная мерзлота». Один из лучших российских романов последних лет, послевоенная эпопея, герои которой (зэки, охранники, вольные) – люди, свою судьбу не выбиравшие, кто-то ею (судьбой) распорядился, и они ее тянули. На Енисее, в Москве, в Казахстане том же.

Неприятностей ожидали

…Пришло в Москву коллективное анонимное письмо на имя Ворошилова, председателя Президиума Верховного Совета. Письмо от жителей города Молотова (ныне Пермь). С душераздирающими подробностями в нем рассказывалось о том, что город оказался, по сути, во власти уголовного террора. «В Молотове есть так называемый шпальный поселок, который бандиты проиграли в карты и начали жечь в нем дома, затем они проиграли в карты 300 девушек, и начались убийства абсолютно повсюду, даже и около милиции, и рядом с тюрьмой… Жители Молотова глубоко возмущены этими действиями. После амнистии выпущенные хулиганы до 18-летнего возраста занялись опять своим прежним делом – воровством и убийствами. Как указывают работники скорой помощи, в первое воскресенье после вступления в силу амнистии буквально происходила резня и побои в трамваях, поездах, на базарах, в магазинах и т.д., что скорая помощь не успевала выезжать на вызовы».

Такие письма приходили не только из Перми – из Свердловска, Магадана, Тюмени, Баку, Орехово-Зуева… Каждый раз с ужасающими историями то про сожженный уголовниками барак, в котором погибли десятки семей рабочих, то про детей, режущих ножами прохожих…

Но по результатам проверки практически все факты, изложенные в письмах, «не нашли подтверждения». Несколько пожаров в «шпальном» было, но еще «до смерти Сталина». Обнаружено «несколько местных жителей, подбрасывавших анонимки с угрозами поджога лицам, с которыми находились в неприязненных отношениях; из шести тысяч амнистированных, осевших в городе, к уголовной ответственности вновь привлечено лишь 11 человек».

Министр внутренних дел Круглов в докладной записке в ЦК партии сообщал:

«Вокруг амнистии распространяется много разных нелепых и провокационных слухов, по которым амнистированные якобы совершают массовые убийства, занимаются бандитизмом, разбойными нападениями, грабежом и творят другие преступления. Проверки показали, что большинство этих слухов и анонимных писем не подтвердилось и оказалось вымыслом. В личных беседах с авторами писем выяснено, что большинство из них конкретными фактами о совершенных преступлениях не располагало. Заявления писали под впечатлением распространявшихся среди населения преувеличенных слухов об убийствах и грабежах, якобы совершаемых лицами, освобожденными из мест заключения по амнистии».

Сергей Круглов

Собственно, никто верить в успокаивающие докладные записки МВД не заставляет. А факты, напротив, свидетельствуют: население к амнистии как таковой отнеслось скорее с большим подозрением, с ожиданием от нее одних неприятностей, увы, обусловленных многолетним опытом.

По данным на 16 ноября 1953 года, в связи с амнистией было освобождено 1 201 606 человек – более половины сидевших. Никогда так много сразу не отпускали ни до, ни после. И никогда так много по лагерям и тюрьмам не сидело. Тоже ни до, ни после.

К моменту смерти Сталина был установлен абсолютный рекорд по количеству обитателей исправительно-трудовых лагерей. При численности населения примерно в 185 миллионов человек в лагерях находилось 2,5 миллиона, то есть в тюрьме сидел каждый 74-й гражданин страны.

ГУЛАГ уже не справлялся!

Дело в том, что в конце 30-х годов было очень сильно ужесточено уголовное законодательство, которое без изменений действовало вплоть до самой смерти Сталина. Например, в соответствии с указом от 26 июня 1940 года самовольный уход на другую работу (без разрешения директора предприятия) карался тюремным заключением до четырех месяцев, а прогул либо 20-минутное опоздание – исправительными работами на полугодовой срок. Даже мелкая кража, независимо от ущерба, влекла за собой год лишения свободы. Мелкое хулиганство – 5 лет. Выпуск бракованной продукции грозил инженерам и начальству предприятия тюремным заключением от 5 до 8 лет.

Кроме того, еще до войны вышел запрет на условно-досрочное освобождение, не отмененный вплоть до самой смерти Сталина.

А ведь был еще и «военный поток» – лица, «запятнавшие себя сотрудничеством» с оккупантами, попавшие в плен в силу разного рода обстоятельств, – шестьсот с лишним тысяч под Киевом в 1941-м, еще шестьсот тысяч под Вязьмой, Минском, Харьковом, Уманью… Одних генералов почти сотня. Ничего подобного в военной истории России и близко не было. До сих пор толком не подсчитано, кто сам руки вверх поднял, кого раненым подобрали, кто в составе дивизий сдавался. Но на всех власть смотрела прищурившись, с подозрением.

А «лесные братья» в присоединенных Прибалтийских республиках, Западной Украине, Белоруссии?

А религиозные? Эти, как правило, стойко держались, особая категория, так сказать, идейные в лучшем смысле слова.

Ну и конечно, собственно уголовники, которых тоже при «культе порядка», провозглашенного в стране, при все усиливающихся наказаниях парадоксальным образом становилось все больше и больше. Царила уголовная мода, уголовная романтика проникала во все поры общества едва ли не с детсада, та же война не способствовала смягчению нравов…

Я помню разговор с одним из самых успешных сыщиков страны – генерал-лейтенантом Карпецом, начальником МУРа. Он тогда прямо сказал: «Мы знаем, что

после пяти лет отсидки в наших условиях в организме происходят необратимые изменения, и выходит человек на свободу неисправимым преступником. Исключений практически не бывает…»

И, повторяю, переполненность лагерей, ущербность неквалифицированного и распущенного, а часто преступного (охранники!) персонала, экономическая невыгодность созданной системы с каждым днем становились все очевидней.

Амнистия одним махом, казалось, решала многие проблемы. К тому же делался особый расчет на рост народной популярности ее инициатора – Лаврентия Берии. Шутка ли – миллион двести тысяч человек обретали свободу! Были прекращены дела на 400 тысяч человек, которых тюремные нары ждали в перспективе.

Лаврентий Берия

Теперь что касается мифов. Вопреки распространенному мнению, амнистия 1953 года касалась и политзаключенных – свободу получили те из них, кто был осужден на срок до 5 лет (правда, таких было относительно немного). К тому же многие современные историки полагают, что у Берии были планы последующей широкой политической амнистии, которые впоследствии реализовал Хрущев. Как бы то ни было, амнистия 1953 года не была чисто уголовной.

Другой вопрос, что многие опасные преступники были изначально осуждены по более мягким статьям. Происходило это потому, что осудить их за самые тяжкие деяния порой не могли из-за отсутствия доказательной базы. В итоге многие закоренелые преступники, которые сидели в СССР по не самым тяжким статьям, действительно вышли на свободу. Кому-то помог в этом возраст старше 55, кому-то – сокращение срока вдвое. Именно они и стали настоящей головной болью советской милиции в 1953 году.

«Отпускать не хочется, а надо!»

После расстрела Берии в его амнистии стали искать скрытые мотивы. Однако амнистия была не единственной кардинальной переменой тех лет, а скорее следствием вынужденной перезагрузки режима.

Вообще, Лаврентий Павлович – крайне неудобная фигура в качестве «положительного героя». А где их брать-то, положительных? Среди руководителей, выживших при Сталине, таких – и это надо знать твердо – не было.

Берия призывал к смягчению уголовного законодательства, аргументировав это следующим образом:

«Признается необходимым пересмотреть уголовное законодательство, имея в виду заменить уголовную ответственность за некоторые хозяйственные, должностные, бытовые и другие менее опасные преступления мерами административного и дисциплинарного порядка, а также смягчить уголовную ответственность за отдельные преступления… Ежегодно осуждается свыше 1,5 млн человек, в том числе до 650 тыс. на различные сроки лишения свободы, из которых бо́льшая часть осуждается за преступления, не представляющие особой опасности для государства. Если этого не сделать, через один-два года общее количество заключенных опять достигнет 2,5-3 млн человек».

Берия (по должности) понимал ситуацию лучше других, а еще планировал возглавить процесс, связать свою фамилию с либерализацией общества. Обелить себя таким образом в преддверии неизбежного разоблачения культа личности, сделать все, что впоследствии успешно осуществил Хрущев. Однако бывшие соратники переиграли конкурента. Кстати, последствия непродуманной амнистии также стали пунктом обвинения Берии, хотя за ее проведение единодушно высказывалось все советское руководство.

Снимок на память от вчерашних заключенных.

После амнистии общая преступность даже несколько снизилась (1,23 миллиона осужденных в 1953 году и 1,2 млн осужденных в 1954 году против 1,59 млн осужденных в 1952 году). С другой стороны, по данным МВД, выросло количество особо тяжких преступлений: убийств, изнасилований, бандитизма. Но больше выросли показатели карманных краж и разбойных нападений. Однако не стоит считать, что все это было делом рук амнистированных.

Спустя год после амнистии министр внутренних дел Круглов докладывал, что за этот период вновь было привлечено к уголовной ответственности 84,2 тыс. амнистированных из 1,2 млн человек. Это около 7% от общей численности амнистированных. В МВД при этом особо подчеркивали, что все послевоенное время неуклонно растет преступность в рабочей среде и в рядах молодежи, «зачастую среди задержанных хулиганов и грабителей оказывались образцовые комсомольцы».

Но «в повестку дня» попала масса вопросов, которые требовали немедленного решения и на которые «раньше» даже внимания не обращали.

«На собрании в парторганизации Отдела «П» МВД коммунисты указывали, что за последние годы резко возрастает число спецпоселенцев за счет того, что их дети при достижении 16-летнего возраста, по существу не имея никакого отношения к деятельности своих родителей, а многие из них прибыли на спецпоселение малолетними или родились на спецпоселении, до сих пор берутся на спецучет. Это обстоятельство приводит к искусственному увеличению числа спецпоселенцев, тогда как Правительством массовых операций по выселению не проводилось. На спецпоселении находится большое количество членов КПСС и комсомольцев, и вопрос об их освобождении из спецпоселения не решался… После выхода в свет Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии» назрел вопрос о пересмотре содержания на спецпоселении значительного количества спецпоселенцев, однако этот вопрос до настоящего времени не решен…»

Буквально в течение месяца после смерти Сталина его наследники пересмотрели и закрыли явно политические процессы вроде «дела врачей», «мингрельского» и «авиационного» дел.

А вот отрывок из письма Берии в Президиум ЦК по поводу судьбы Полины Жемчужиной, осужденной за связь с лидерами Еврейского антифашистского комитета.

«…О том, как фабриковались следствием эти показания, Штейнберг И.И. заявил:

«Мне было сказано, что я должен признаться во враждебной и националистической деятельности, которую я якобы проводил вместе с Жемчужиной…

Меня допрашивал министр государственной безопасности Абакумов, который потребовал, чтобы я признался. Я отрицал. Тогда министр приказал следователю бить меня до тех пор, пока я не подпишу такие признания. В течение двух дней после этого мне только показывали «орудия» (резиновую дубинку), но так как я продолжал отрицать, то приступили к систематическим избиениям. Наряду с этим мне давали спать не более 2-3 часов в сутки. Допросов с дубинкой было подряд семь. Их я выдержал, но перед восьмым допросом сдался и сказал неправду».

По тому же вопросу Мельник-Соколинская С.И. заявила:

«…Я все же отказывалась подписывать ложь, теряла последние силы, падала на стол, просила отпустить меня, а он (Комаров) кричал, что меня на носилках будут допрашивать, и обрисовал картину страшных ужасов, меня ожидавших. Наконец Комаров начал угрожать мне арестом моего мужа и дочери Лены, а другую обещал отдать в детский дом. Я начала терять почву. Судила про себя, что меня тоже взяли без вины и стряпают дело, и решила, что самые страшные четыре страницы попрошу переделать, а остальные подпишу, только чтобы не допустить ареста мужа и дочери. Но и тут он (Комаров) обманул меня, переделав только две. И я совершила в тюрьме преступление, подписав уже утром этот протокол».

В декабре 1949 года МГБ СССР «закончило следствие» по делу т. Жемчужиной, и в связи с невозможностью передачи дела в судебные органы из-за отсутствия доказательств т. Жемчужина была осуждена Особым Совещанием при МГБ СССР к 5 годам высылки в Кустанайскую область Казахской ССР…

Вышеперечисленные арестованные по делу т. Жемчужиной были также осуждены Особым Совещанием при МГБ СССР на разные сроки тюремного заключения и содержались во Владимирской тюрьме со строгой изоляцией, а также в лагере для особо опасных государственных преступников.

Таким образом, т. Жемчужина и упомянутые выше ее родственники и знакомые стали жертвой учиненной над ними МГБ СССР расправы».

Полину Жемчужину в Москву вернули, дали персональную пенсию. Молотов, до того разведшийся с ней, брак восстановил. И когда скоро для него самого наступили трудные времена, пенсия жены помогала семье поддерживать «привычный образ жизни».

Но не всем, надо сказать, так повезло.

Из неправленой стенограммы выступления Хрущева на собрании актива ленинградской партийной организации о Постановлении ЦК КПСС по «Ленинградскому делу» 7 мая 1954 года:

«Пересматривая дела об исключенных из партии, надо эту работу проводить вдумчиво, чтобы принять правильное решение и восстановить тех, кто этого достоин.

Приведу такой пример. В связи с ленинградским делом снят с работы и осужден Куприянов – бывший секретарь ЦК Карело-Финской республики. Узнав, что его арестовали по ленинградскому делу, я сказал т. Руденко: «Прошу пересмотреть дело Куприянова». Он через несколько дней говорит: «Надо подумать».

«Что же тут думать, – спрашиваю, – мне хорошо известно, что он арестован по ленинградскому делу».

«Верно, – говорит т. Руденко, – по ленинградскому делу, но он в лагере снюхался с преступниками, с белогвардейцами, он разговаривает там языком бандитов, белогвардейцев».

Тов. Руденко правильно ставит вопрос. Если он быстро пошел на сговор с белогвардейцами, нашел общий язык с классовым врагом, то у него нутро гнилое. Его давно надо бы из ленинградского «дела» исключить, гнилой человек оказался. А разве других Куприяновых нет? Есть. И у вас они есть. Поэтому, товарищи, будьте осторожны».

Но вернемся к амнистии 1953 года.

Опыт массовых арестов был (и очень богатый), опыта массового освобождения не было никакого.

Скажем, самые крупные советские лагеря находились в труднопроходимой и отдаленной местности. Поэтому просто вывезти оттуда крупные партии амнистированных было нелегкой задачей. Бывших заключенных свозили на узловые железнодорожные станции, где они дожидались отправки домой. Из-за неразберихи и проблем с транспортом некоторые заключенные неделями ждали своей отправки. И на узловых станциях уровень преступности сразу же после амнистии действительно подскочил.

Имели место и масштабные эксцессы. Существует целый ряд историй, видимо, имеющих под собой реальную почву, о железнодорожных составах с освобожденными зэками, которые поднимали бунты и устраивали массовые грабежи населения. «Отморозков» блокировали и уничтожали на месте.

После ареста Берии, учитывая ухудшение криминогенной обстановки в стране, уже 2 июля 1953 года Президиум ЦК КПСС одобрил проект Указа Президиума Верховного Совета СССР «О неприменении амнистии к лицам, осужденным за разбой, к ворам-рецидивистам и злостным хулиганам».

Автор фото: Владимир Гурин, ТАСС

Перед отправкой «на свободу» каждому амнистированному выдавался паспорт, справка об освобождении, билет до дома и небольшая сумма денег на расходы в дороге. Предполагалось, что сразу же по прибытии домой все амнистированные будут трудоустроены.

Проще всего было с амнистированными из сельской местности, а они и составляли большинство освобожденных. Горожанам сразу найти работу было значительно труднее.

Значительными оказались и культурные последствия амнистии. В повседневную жизнь законопослушных граждан стали усиленно проникать правила и законы зоны, «блатные понятия». Ведь недавние зэки жили в тех же общежитиях и коммуналках, что и обычные граждане. Усилилась романтизация воровской жизни, а блатной шансон пришел на смену городскому романсу.

Шарапов против Жеглова

В любимом народом фильме «Место встречи изменить нельзя» сугубо положительный Шарапов настаивает на том, чтобы несправедливо арестованного отпустили немедленно, а условно положительный Жеглов говорит, что ночью возиться не стоит, арестованный перетерпит, ничего с ним не станет… Шарапов своего добился. Не знаю уж, как в таких случаях реально было, но он здесь абсолютно прав – в фильме…

Стало очевидно, что менять – и незамедлительно, без подготовки! – надо очень и очень многое.

28 апреля 1953 года в развитие принятого указа об амнистии был внесен проект указа «О замене уголовной ответственности за некоторые преступления мерами административного и дисциплинарного порядка и о смягчении уголовной ответственности за отдельные преступления». В этом проекте, в частности, предлагалось снизить предельный срок лишения свободы с 25 до 15 лет; повысить возраст, по достижении которого возможна уголовная ответственность, с 14 до 16 лет; распространить погашение судимости на всех осужденных по отбытии ими наказания; отменить уголовную ответственность членов семьи изменников Родины, совместно с ним проживающих или находящихся на его иждивении к моменту совершения преступления, если они не знали о готовящейся или совершенной измене.

Проект был подписан председателями соответствующих комитетов Верховного Совета СССР, прокурором РСФСР, председателем Верховного суда РСФСР. Однако эти довольно смелые предложения не были приняты.

Зато принимались предложения более спорные.

В 1954 году председатель КГБ И. Серов направил в ЦК КПСС записку с предложениями о желательности предоставления амнистии советским гражданам, сотрудничавшим с оккупантами в период войны. Необходимость этого обусловливалась, по мнению автора, тем обстоятельством, что за рубежом находится до 500 тысяч «невозвращенцев» – бывших граждан СССР, которые в случае возникновения военного конфликта между СССР и США могли быть использованы противником в своих интересах.

Иван Серов

В целях «разложения антисоветской эмиграции», привлечения бывших соотечественников в СССР и предлагалось объявить амнистию даже тем, кто во время войны служил в вооруженных силах и полиции Германии и участвовал в военных действиях.

Для бывших командиров власовцев и других специальных воинских формирований фашистов в случае их добровольного возвращения предлагалось назначать максимальное наказание не выше 5 лет ссылки. Были определены и места расселения для вернувшихся «невозвращенцев» – Сибирь, Казахстан, Приуралье, верховья Камы, где располагались в основном лагеря военнопленных и лагеря ГУЛАГа.

Эта записка после проработки в ЦК КПСС и легла в основу указа Президиума Верховного Совета СССР.

«Пустые места, как вырванные зубы»

Сразу после объявления указа об амнистии в «местах заключения» начались волнения и даже восстания. В Воркуте, Норильске, Кенгире… Их жестоко подавляли, даже с применением танков. По официальным данным, были убиты сотни восставших. А 1 сентября 1953 года неопубликованным указом Президиума Верховного Совета СССР было упразднено Особое совещание при НКВД СССР. Начался пересмотр дел политзаключенных – главное требование восставших в Воркуте. В 1953 году комбинат «Воркутауголь» был передан из ведения МВД СССР в ведение Министерства угольной промышленности.

Началось массовое закрытие лагерей и прилегающих к ним поселков.

«…Паром добавил оборотов, еще раз прогудел протяжно и стал набирать скорость. Издали казалось, по поселку прошел ураган. Повалил заборы, караульные вышки – их тоже начали разбирать для вывоза, но почему-то бросили. Многие дома стояли со снятыми крышами, а какие-то уже увезли, и пустые места на улицах зияли, как вырванные зубы. У берега медленно крутились на течении фанерный чемодан, круглый стол ножками вверх, черные матрасы или подушки, клочья ваты, газеты… Вдоль берега грязной стаей бежали брошенные тощие собаки.

Вскоре за поселком начались нетронутые берега с опрятной таежной зеленью невысоких холмов, черточки чаек парили в голубом небе. Могучая река, сужаясь, спокойно уходила за горизонт».

Опять Ремизов. «Вечная мерзлота».

И еще цитата из романа:

«Мы не знаем всей правды, не можем видеть масштабов репрессий, ни их результатов, наконец. И потом – вдруг через пятьдесят лет все эти тьмы замученных людей окажутся необходимой платой за что-то, о чем мы не догадываемся? Но как же? Человек – разве не самое ценное? Нет ничего, за что можно платить людьми!»

Павел ГУТИОНТОВ, обозреватель «Новой газеты»

Фото: kulturologia.ru, ТАСС

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Повесть о настоящих детях 

Краткая история советской демократии