Сын за отцом

В позапрошлом рязанском выпуске «Новой» мы опубликовали первую часть интервью с Романом Маркиным, с которым поговорили про его отца, Евгения Маркина, единственного рязанского поэта XX века, чьи стихи входили в престижные антологии наряду с Есениным. Теперь настало время узнать про творческий и преподавательский путь самого Романа.

– Давайте теперь о вас поговорим. Впервые я попал на спектакль Романа Маркина еще в 1990-х – это был «Мрожек. Лис. 46», моноспектакль с актером Евгением Калакиным в каком-то подвальчике.

– В 1995 году я окончил Театральное училище имени Б. Щукина и стал ездить по России и ближнему зарубежью, назовем это так, – ставить спектакли в качестве режиссера-постановщика. Не слишком много: я считаю, в год нормальный человек может ставить два-три спектакля, не больше, режиссеру же надо пьесу для себя «придумать» и так далее. Параллельно начал преподавать в институте культуры в те периоды, когда был в Рязани. Институт поначалу был заочный, мы с Сергеем Полупановым вели курс режиссуры и актерского мастерства, но Сергей Борисович уже болел, и преподавал на нашем курсе в основном я. Поэтому в Рязани находился достаточно регулярно.

Появилась идея сделать антрепризный театр – это был первый такой опыт в Рязани. Назывался – экспериментальный театр «Малая сцена». Денег, естественно, у меня не было. Но у Комитета по делам молодежи мэрии было помещение – подростковый клуб «Ровесник». Это 1995 или 1996 год, и там работала Школа полового воспитания. Дети 9–10-х классов раз в неделю приходили туда, чтобы послушать лекцию по этому поводу: мальчики в одной комнате, девочки – в другой. А все остальное время помещение пустовало. Там я сделал моноспектакль – «Игра в шахматы» по пьесе Алексея Шипенко, который играла актриса ТЮЗа Яна Крицкая. Это настоящий классический перформанс, отрепетировали мы его достаточно быстро, и возникла проблема, где показывать. Сначала пару раз показали в «нашем» подвале, а потом в Рязани случился неформальный многожанровый фестиваль «СовА», и мы его показали в одном из помещений Дворца молодежи в рамках фестиваля. Показывали и в других местах – в Музее молодежного движения, еще где-то.

Павел Сергеев и Евгений Калакин в спектакле «Мрожек.Лис.46» (Экспериментальный театр Малая сцена)

Параллельно сделали спектакль «Вино среди пустыни» по рассказу голливудского сценариста Майкла Брэндта, где участвовали актеры ТЮЗа Паша Прибыток, Боря Курочкин и та же Яна Крицкая. И только потом появился моноспектакль «Мрожек. Лис. 46», куда позвал Женю Калакина – он как раз ушел тогда из театра драмы – по пьесе Мрожека «Лис-философ». А 46 – это было количество мест для зрителей в зале. Затем мы сделали в формате моноспектакля шекспировского «Макбета» – спектакль назывался «История шотландского короля». Там играл Паша Сергеев – ныне главный режиссер Великолукского драматического театра, член правления СТД России, заслуженный артист, а тогда он играл в нашей «драме». Мы съездили с этим спектаклем в славный город Черновцы на первый международный фестиваль «Театр нового тысячелетия». Потом был Всероссийский фестиваль «Театр 21 века», еще мы играли этот спектакль в нашем театре кукол.

Это все длилось года три. Денег нам никто не давал – слава богу, что давали помещение. На публике денег не заработаешь: мы клали шляпу, куда зрители бросали деньги, этого хватало на сок и чай для репетиций. Энтузиазм в конце концов закончился. Но три года мы регулярно показывали спектакли.

Был еще один момент, который сопровождал процесс. Как только я давал объявление в газете, что будет спектакль – в ТЮЗе начинали занимать моих артистов в репетициях, главреж Василий Владимирович Грищенко очень искал повод не пустить их ко мне. После нескольких таких случаев мы стали давать спектакли по понедельникам, когда в театрах выходной.

Потом я сделал спектакль по любопытной пьесе Майкла Фрейна «На одно лицо, или Одинаковые». Там у меня два исполнителя – Лариса Силина и Борис Курочкин – играли пять ролей. Это малая сцена, действие происходит перед самыми глазами зрителей… Вышло интересно и для меня, и для них, получилась веселая комедия.

Владимир Устинов и Борис Курочкин в спектакле «Провинциальные сцены» по М.Е.Салтыкову-Щедрину (Рязанский ТЮЗ)

Вообще мы делали спектакли очень разных жанров. Если Мрожек – перформанс-трагедия, то «Макбет» – это очень «театральный» спектакль, «Вино среди пустыни» – пластическая драма, а «На одно лицо» – яркая, искрометная, очень смешная комедия.

Но все в конце концов закончилось, в 1999 году я проект закрыл. И устали чуть-чуть, и в министерстве образования закончилась история с «половым воспитанием» школьников. Еще случилась очередная административная реформа, Комитет по делам молодежи мэрии ликвидировали, помещение исчезло и мне сказали: «Свободен!» Я оказался свободен и уехал в Сибирь, в Улан-Удэ, в республиканский театр имени Николая Бестужева. Года три я там работал, а потом в силу разных обстоятельств вернулся обратно.

– Какие спектакли из поставленных «по городам и весям» особенно врезались в память?

– В Ижевске я поставил, мне кажется, очень хороший спектакль «Слуга двух господ» на удмуртском языке. До сих пор помню это название: «Кык кужеослэн ляльчизы». Там 50 процентов постановок идет на удмуртском, под спектакль сделали новый перевод этой пьесы Гольдони, а меня позвали ставить.

В Березниках интересный спектакль получился в местном драмтеатре – «Неугомонный дух», английская комедия. И, конечно, мне до сих пор дорога «Соловьиная ночь», которую сделал в Улан-Удэ, – юбилейный спектакль ко Дню Победы. Там было достаточно простое, но в целом неожиданное решение. Дело происходит в мае, в Берлине. Бойцы собрались и фантазируют, что будут делать после победы, и какая у них будет мирная жизнь. Все заканчивается тем, что наш боец уезжает домой, расстается с девушкой немецкой. Но я сделал еще одну картину в конце, где ребята ходят не с ППШ, а с автоматами Калашникова, в современной российской форме и голубых беретах. Для 2000-го это было достаточно интересно, смело, потому что война в Чечне продолжалась, а диалог весь о том, что будет после войны. И декорация тоже менялась: все немецкие надписи на развалинах города исчезали, сменяясь надписями «Аллах акбар» и зеленым знаменем ислама.

Спектакль «Плутни Скопена» Мольера, поставленный в том же театре, тоже остался в памяти.

Потом я вернулся в Рязань, где было еще несколько постановок, и надолго из Рязани больше не уезжал. Активно занялся преподаванием, в результате чего защитил диссертацию «Поэтический праздник как явление искусства: история, тенденции, особенности». Что делал – про то и писал, как раз в то время я активно ставил праздники в Клетине, года три-четыре подряд, однажды Есенинский праздник делал в Константинове.

Очень многое сделано в «кульке» со студентами – дипломные, курсовые спектакли. Там я, к счастью, мог ставить все, что хотел, и в той форме, какой хотел – и театрализованные представления, и музыкальные спектакли, и поэтические. Но при этом я перестал ездить в профессиональные театры: по-моему, в 2005-м я был в Ульяновске и потом еще пару новогодних сказок где-то поставил. Параллельно работал в Рязанском драмтеатре – например, пять лет подряд ставил там новогодние сказки. Жанна Виноградова давала мне ставить только это и комедии в стационарной декорации, плюс сложно было с финансированием. Но я в итоге все равно находил какие-то необычные пьесы, попадавшие в репертуар театра. А вот в институте делал все, что хотел. Я первым, а может, и единственным поставил пьесу «Лесные чары» Якова Полонского. Опубликована она была один раз в каком-то сборнике еще с ятями, при его жизни. Очень добрая история.

Кроме того, я делал «Синюю птицу» Метерлинка полностью – не четыре картины, как великий спектакль Станиславского, а все двенадцать. Какие-то вещи пришлось сокращать, но тем не менее.

Не знаю, шла ли когда-нибудь в России пьеса «Мария Магдалина» того же Метерлинка – книжка у нас была с ятями. По форме интересный спектакль получился. Я делал «Генералы в юбках» Жана Ануя, много поэтических спектаклей, в том числе по стихам отца. Это и «Серебряный вальс», за который мне дали диплом лауреата конкурса «Моя Россия», и сценическую версию поэмы «Первая красавица», и спектакль «Евгений Маркин. Избранное».

Сказки – «Лягушка-путешественница», «Крошечка-хаврошечка». А недавно меня поздравляли с годовщиной нашего последнего спектакля – я сделал «Макбета», но уже не моноспектакль, а полноценный, на 12 персонажей. Шекспира. Мольера было очень много. Инсценировок – тоже огромное количество, хотя превратить прозу в сценическое действо сложно. Чего только не делали, вплоть до Пелевина и Прилепина.

Забавная вышла постановка «Касимовской невесты» Всеволода Соловьева – институт-то рязанский.

Но самое главное, что за четверть века преподавания, руководя порою несколькими курсами одновременно, я вижу, что почти все мои студенты хоть каким-то боком, но остались в профессии – культорганизаторами, завучами по внеклассной работе, руководят клубами, кружками и так далее. А те, кто не работает, так подрабатывают аниматорами время от времени.

Последнее, что связано с институтом, это книжка, которую я сделал, – «Хроника одной ликвидации, или 40 лет не отмечают». Потому что наш рязанский филиал института культуры отметил свое 39-летие, после чего был самым варварским образом закрыт.

– А как вы узнали о закрытии?

– Я узнал, придя в понедельник, 2 сентября, на работу. Директор сказал: «Нас закрывают». Студенты так же узнали. Причем только студенты очного отделения и студенты 4-го курса, приехавшие на сессию. Все остальные только потом узнали из социальных сетей. Официально не было ни одного документа до момента постановления Министерства культуры о ликвидации. Это 14 октября, полтора месяца нас мурыжили. Вся эта история описана в книжке, которая вышла в январе. Не то, чтобы я ее сам целиком написал – просто брал документы и комментировал. Сентябрь-октябрь-ноябрь: какой документ, что делают в это время студенты и т.д. Там собрано все вранье, что шло от головного вуза во главе с Мироновым, нынешним ректором, журналистом и пиарщиком.

Была надежда, что наши специальности отлицензируют в РГУ, и мы их там откроем. Документы в Москву отослали, но, как мне сказали, на сайте Рособрнадзора в первую же неделю коронавирусной истории вышла информация, что процессы лицензирования в связи с пандемией заморожены. И все застопорилось, ответа не получили, не успели. Когда теперь?

Достаточно активное участие в этой истории принял наш губернатор – он тоже хотел, чтобы все было отлицензировано в РГУ. Но «большое» правительство в январе сменилось плюс после Нового года Министерство науки и образования разделилось на два министерства. А тут еще пандемия!.. Кто, где, куда?.. Но пока на сайте РГУ так и нет шести специальностей, которые могли бы быть: это документоведение, библиотечное дело, дизайн, социально-культурная деятельность и две режиссуры.

Окончание. Начало в № 26Р от 9 июля с.г.

Анатолий Обыдёнкин

читать весь номер