«Догонять» режиссера, искать помощь у Джуда Лоу и счесать локти до крови

В Рязанском театре драмы премьера – «Тартюф» в постановке Гульнары Галавинской. Каков он – Тартюф нашего времени? Король всех лжецов изрекает вечные истины, распевает «Отче наш» на латыни, признается, что владеет «искусством шахер-махер» и, стуча кулаком в грудь, чисто по-пацански твердит «брат, брат мой». Его сдержанность – пауза перед коварным ударом. А сутана скрывает мускулистые руки, покрытые татуировками. Он брутален, харизматичен и как удав действует на простодушных кроликов. Коучи, тренеры всевозможного роста, лже-психологи, сектанты, деятели, штурмующие политический Олимп… Сегодня их арсенал, как никогда, широк и изобретателен. Они даже не прячутся за никами и аватарами, а вещают в открытую, используя любой информационный канал и получая в ответ шквал восторженных признаний.

Почему сегодня «тартюфство» стало настоящим явлением и как ему противостоять – в интервью с исполнителем главной роли артистом Никитой Левиным (на фото ниже).

– Никита, в процессе работы над постановкой какие опорные точки расставляла режиссер? Ставилась ли цель сыграть именно комедию?

– Насколько получилась комедия в чистом виде, решать зрителю. Форма клоунады была избрана изначально и ее элементы «рассыпаны» по всему спектаклю. Все персонажи решены очень ярко, остро. На общем фоне выделяются только Тартюф и Оргон, которые существуют в более классической, традиционной манере. Хотя в некоторых сценах и у них есть комические моменты. Что касается смыслов, то здесь трудно выделить что-то одно. Задач ставилось довольно много. Вообще работа над спектаклем началась очень резко, быстро. Взяли с места в карьер. Приходилось «догонять» режиссера, особенно учитывая, что первое время идет притирка, ищутся подходы и общий язык. Иногда это происходит моментально, и актер с режиссером сразу понимают друг друга с полуслова. Порой на это требуется больше времени и тогда, повторюсь, надо «догонять». В «Тартюфе» темп работы изначально был задан очень высокий. На каждом этапе Гульнара Галавинская ставила новые задачи, доводила актеров до определенной ступеньки, смотрела, что получилось, и двигалась дальше.

Я бы очень хотел сам посмотреть на спектакль со стороны. Уже прошло несколько показов, и мнения высказываются абсолютно разные. Понятно, что постановка получилась неожиданная, спорная. Актеры, которые работают в дублях, могут увидеть ее со стороны зрительного зала. У меня дубля нет, так что я могу судить о результате только изнутри.

– Есть ли в вашем характере какие-то черты, от которых вы отталкивались, работая над этой ролью? Или в этом герое все чуждо вашей натуре?

– Тартюф – персонаж абсолютно мне противоположный. Есть такое понятие – «роль на сопротивление». Вот это тот самый случай. Данный психотип человека мне совершенно непонятен. Но поскольку эта роль мне досталась, то я должен понять, почему он так поступает. Это исключительно моя внутренняя кухня.

– Давайте ее чуть-чуть раскроем. Как складывалась работа над образом?

– Как я уже говорил, работа стартовала стремительно, и «впрыгивать» надо было быстро. Поэтому первое что я сделал, познакомившись с материалом, это нашел для себя прототип в мире сериалов. В моем воображении сразу возник герой Джуда Лоу из «Молодого папы». Я не озвучивал эту мысль режиссеру, но для себя отметил. Несмотря на все различия персонажей, у них есть общее качество – вера в Бога. Да, пусть один – папа Римский, а второй – обыкновенный человек. Но оба они верят истово, всей душой. Тартюф может быть обманщиком во всех остальных делах, но то, что он искренне верующий, сомневаться не приходится. И этот момент мы с режиссером особенно обговаривали. Так что на первом этапе образ «Молодого папы» мне очень помог. В дальнейшем с режиссером мы определили еще одну личность, на которую можно было бы опереться. Как ни странно прозвучит, это известный режиссер Эдуард Бояков. Человек, который обладает непостижимым азартом жизни и редкой способностью выкручиваться из самых запутанных и скандальных ситуаций. Это присуще и моему герою.

– Неожиданно. Чаще всего, говоря о Тартюфе, прототипов ищут среди исторических персонажей, политических деятелей...

– Конечно, об этом тоже шла речь. Если рассуждать, где можно в реальной жизни встретить Тартюфа, то ответ будет простой: везде. Кто из нас может смело заявить, что он – не Тартюф?.. Если говорить об этом персонаже как о явлении, то это бич нашего времени.

– Какая разница между Тартюфами сегодняшними и Тартюфами времен Мольера?

– Как явление «тартюфство», на мой взгляд, мало в чем изменилось. Просто, как мне кажется, раньше оно не принимало такого массового и такого явного характера. Своей комедией Мольер указывал на определенную прослойку общества, высмеивал и изобличал подобных людей. Срывал с них маски. Сегодня же Тартюфы даже не думают скрываться! Они действуют нагло и бессовестно. Речь уже идет не о прослойке, а о существенной части общества. И как с ними бороться, непонятно.

– При каких условиях Тартюфы станут бессильны?

– Надо развивать критическое мышление. Сейчас в мире такая ситуация, что, кажется, ничему нельзя верить. Но верить хочется… И когда теряются ориентиры, начинаешь ощущать себя слабым и беспомощным. Хочется просто опустить руки и идти на поводу у кого-то более сильного. Это неправильно. Не надо замыкаться, надо перебороть самого себя, выработать собственную позицию и уметь ее отстоять. Выслушать все, проанализировать и остаться при своем мнении. Остаться человеком, а не стадом.

– Каждое действие спектакля предваряется прошением Мольера королю по поводу комедии «Тартюф». Звучат знаменитые строки о том, что «обязанность комедии заключается в том, чтобы исправлять людей, забавляя их». И этот монолог произносите именно вы, через несколько секунд перевоплощаясь в Тартюфа. Почему, на ваш взгляд, режиссер именно вам доверяет этот исторический текст, как бы отождествляя Тартюфа и Мольера?

– Первоначально, я полагаю, идея исходила из того факта, что Мольер сам играл в своих постановках. Он произносит обличающий текст со сцены, а потом сам уходит в спектакль. Тем самым продолжает отстаивать свою пьесу. И второй момент, который я уже в процессе сам для себя определил, – это многослойность Тартюфа. Вспомните, сколько «шелухи» навешано на моего персонажа: несколько париков, плащи, мантии, сутана, из-под которой вдруг появляются татуировки с крестами… На протяжении всего действия он постоянно испытывает трансформации, меняет обличия. Это помогает ему лавировать, приспосабливаться к разным обстоятельствам. В этом и заключается суперсила Тартюфа.

– Если присмотреться, дом Оргона в спектакле – это реально «форменный бардак». Семейка, удовлетворяющая всем требованиям «Оскара»: тут и служанка, ставшая неожиданно темнокожей, и жеманный шурин непонятной ориентации, поедающий бананы. Супруга не гнушается любовных провокаций, а сам хозяин дома что-то темнит с деньгами и компроматом. Может, они все «заслуживают» Тартюфа?

– На самом деле оправдать моего персонажа было не так трудно. Да, семья Оргона – настоящий сумасшедший дом. А я этим порочным людям пытаюсь донести истины о любви и вере!.. Конечно, все мои усилия оказываются тщетны. Тогда я иду другим путем и наказываю неблагодарных грешников, отбираю дом, деньги. Вот тут с Тартюфа и слетают все маски. Он показывает свое истинное лицо. Обманщик, циник, лицемер. И в финале, я надеюсь, зритель вместе с нами торжествует и празднует победу над Тартюфом.

– В спектакле очень нестандартное пластическое решение. Как складывались репетиции в этом плане?

– Да, пластика интересная. Хореограф Артур Ощепков через нее раскрывает нутро, переживания персонажа. Рисунок несколько раз перекраивался. Возможно, со стороны все выглядит легко, но в сценах, например, где Тартюф бьется в истерике на полу, я счесывал себе локти до крови. До сих пор не заживают.

– Большую часть сценического действия Тартюф находится в своей обители, которая возвышается над сценой и над всеми остальными героями. Как вы сами для себя определяете это место?

– По замыслу художника Геннадия Скоморохова это – некий парадиз, райский уголок, где мой герой может укрыться от внешнего мира. Тем самым позиционируется некая обособленность Тартюфа, показывается, что он выше всех земных проблем. Хотя у Мольера прямым текстом написано: «При нем хозяйство расцвело в разы…» Так что пока Тартюф бродит в своем мирке между березками, дела тем не менее делаются. Как говорится, святыми молитвами.

– В основу постановки был взят современный перевод пьесы Мольера, сделанный Сергеем Самойленко. В чем особенности этой версии?

– Если брать классический перевод и при этом ставить спектакль в традиционном ключе, то комедия Мольера рискует показаться очень наивной. Эдакой сказочкой. Конечно, я надеюсь, что зритель не растерял возможность даже в этом случае считать правильные посылы. Но современный перевод все-таки способен обострить некоторые моменты. Возможно, в каких-то случаях он кажется неуместным, и зритель, идя на Мольера, ожидает увидеть совсем иное. А тут со сцены «звездюли», «ни фига» и другие словечки посильней. Но, как мне кажется, в нашем, далеко не сказочном, спектакле такой перевод звучит органичнее.

– С каким настроением зритель, по-вашему, должен уходить после просмотра?

– Мне бы хотелось, чтобы как можно больше зрителей пришли на этот спектакль. Здесь работает отличная актерская команда, и он, действительно, очень актуальный, вызывает много вопросов. А что касается настроения, то, на мой взгляд, не надо воспринимать эту постановку как комедию. Да, там есть где посмеяться. Но лучше все-таки поразмышлять, осмыслить и сделать выводы.

Фото Сергея ГАЗЕТОВА

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Бесплотный дух против бездуховной плоти 

День, когда возможно все

Подписывайтесь на телегу «Новой», чтобы наши новости сами находили вас